Не умаляя значения уникальности «польской модели», все же надо сказать, что ее основные идеи все-таки «экспортные» из СССР: и самиздат и диссидентское движение и забастовки, и даже попытки создать свободные профсоюзы пришли из СССР. Но поляки сделали то, до чего не додумались в СССР: польская интеллектуальная оппозиция с самого начала ушла в рабочие массы, поставив себя на службу польского рабочего класса как его защитник, как его информационный рупор и вожак. Первоначально польский диссидентский комитет так и назывался: «Комитет защиты рабочих». Вполне возможно, что хорошо изучившие Ленина польские интеллектуалы внесли (за это на них и бесятся в Кремле) в польский рабочий класс две ленинских идеи почти восьмидесятилетней давности («Что делать?»), которые, однако, никогда не были так актуальны, как сегодня, и именно в странах советской империи: во-первых, идея организации, во-вторых — идея привнесения извне интеллектуалами политического сознания в рабочий класс. Ленин писал в той книге: «Сила рабочего класса в организации. Без организации масса пролетариата ничто». В другом месте: «Пролетариат не имеет другого оружия в борьбе за власть, кроме организации». В заключении: «Дайте нам организацию революционеров, и мы перевернем Россию». Как раз в этой же работе Ленин выдвинул и свой знаменитый тезис: сам по себе рабочий класс не в состоянии выработать какое-либо политическое или социал-демократическое сознание, это сознание должны привнести извне буржуазные интеллигенты, какими и были, по Ленину, Маркс и Энгельс. Если в Польше во время «мирной революции» 1980 г. обе идеи Ленина повернулись против его же наследства, то это только доказывает правильность организационных идей Ленина. Отказываться от использования правильных идей только потому, что их сформулировал ваш враг, это все равно, как если бы феллах упорно отказывался пересесть с верблюда на машину на том основании, что ее изобрел гяур. Вернемся к условиям в СССР. Грубо говоря, в советских условиях интеллектуалу нужна свобода, а рабочему — хлеб. Если бы удалось сочетать борьбу за свободу с борьбой за хлеб — то это привело бы в движение весь советский рабочий класс. Социальные компоненты не только мотивируют, но и играют роль революционных дрожжей в движении угнетенных масс. Советский интеллектуал хочет свободы предлагать правительству разумные альтернативы, поэт хочет свободы писать стихи как ему заблагорассудится, даже танцор хочет свободы танцевать без указок «балетмейстеров» из Политбюро. Желания советских рабочих более прозаические — они хотят накормить свои семьи досыта и жить в человеческих условиях. «Классовые» интересы здесь — разные, но источник всех бед один: советская тоталитарная тирания. Поэтому та стратегия освободительного движения имеет шансы на успех, в фокусе которой находятся невиданные в старой России и невозможные на сегодняшнем Западе кричащие социальные контрасты в новоклассовом коммунистическом обществе — с одной стороны, жизнь в изобилии и роскоши миллионного партийно-бюрократического класса, с другой стороны, прозябание в нищете широких слоев трудящейся массы.
Что господствующий партийно-бюрократический класс железной стеной оградился от простых людей и ревниво оберегает свои привилегии, это понятно, но страшно и непонятно молчание народной интеллигенции. Ведь даже в западную литературу слово «интеллигенция», как социальная категория, пришло из старой России, под которым подразумевали людей, посвятивших свою жизнь служению народу. Сама русская литература была значительна не только художественным гением, но и великим гуманизмом ее творцов. Она формировала социальную совесть общества, порицая несправедливости и разоблачая пороки социальной системы. А советская литература, взяв на себя позорную роль «подручного» партии, превратилась в ее «агитпроп», и тем самым обрекла себя на бесплодие. Когда же из ее среды появился первый раз классик-гуманист, гениальное перо которого воздвигло бессмертный памятник многомиллионным (самим режимом признанным невинными] жертвам «Архипелага ГУЛага», то его изгнали из страны под торжествующий вой Союза советских писателей. Когда великого гуманиста советской эпохи, академика с мировым именем, ученого и общественника загоняют в горьковскую клетку тюремщиков, то интеллектуальный мозг страны — Академия Наук СССР — осуждает не партийных тюремщиков, а своего члена. Когда профессора военной Академии, заслуженного генерала Отечественной войны, после многолетних истязаний в психтюрьмах, коварно выставляют из страны, верхи советского офицерского корпуса не только не протестуют против произвола жандармов КГБ, но еще лижут им пятки, а ведь в той же старой России армейские офицеры даже руки не подавали жандармским офицерам.
Читать дальше