Вьет Нгуен - Хочу, чтобы ты меня любила

Более серьезной проблемой для миссис Кхань было то, что вместо профессора домой приходит незнакомец. Ее муж никогда не отличался склонностью к романтике, а этот незнакомец после одной из дневных прогулок (профессор решительно не желал, чтобы она его сопровождала) принес с собой красную розу в пластиковой трубке. Раньше профессор ни разу не дарил жене цветов, выбирая взамен более долговечные подарки вроде книг на самые разные темы — например, о том, как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей, или о расчете подоходного налога. Их он преподносил ей при каждом удобном случае, но недавно вдруг удивил ее сборником рассказов писателя, о котором она ничего не слышала. И даже тут он слегка промахнулся, поскольку она отдавала предпочтение романам. Она никогда не читала подаренные им книги дальше заглавий — ей хватало ее собственного имени, выведенного изящным почерком мужа под именем автора. Но если в каллиграфии профессор практиковался всю жизнь, то ему и в голову не приходило баловать жену розами. И когда он с поклоном протянул ей цветок, можно было подумать, что ему скрутило живот.

— Кому это? — спросила она.

— А тут есть кто-то еще? — Для пущей убедительности профессор встряхнул розу, и один из ее лепестков, побуревших по краям, отвалился. — Эго тебе.

— Очень красивая. — Она неохотно взяла розу. — Где ты ее раздобыл?

— У мистера Эстебана. Еще он хотел продать мне апельсинов, но я сказал, что у нас свои.

— И кто же я? — поинтересовалась она. — Как меня зовут?

Он прищурился.

— Иен, конечно.

— Конечно. — Прикусив губу, она подавила желание оторвать у розы венчик. Потом поставила ее в вазу на обеденный стол — ради профессора, но через час, когда она подала еду, он уже забыл, что купил ее. С аппетитом поглощая тигровые креветки, поджаренные на гриле, и тофу в соусе из черной фасоли, он оживленно говорил об открытке, которую они только что получили от старшей дочери, работающей в мюнхенском отделении «Американ экспресс». Сначала миссис Кхань внимательно изучила фотографию Мариенплац и только после этого перевернула открытку и прочла несколько строк на обороте. В них дочь обращала внимание родителей на странное отсутствие голубей.

— Мелочи часто застревают в голове, когда путешествуешь, — заметил профессор, приступая к третьему блюду — супу из горькой тыквы. Дети так к нему и не привыкли, но профессору с миссис Кхань он напоминал об их собственном детстве.

— Например?

— Цена сигарет, — сказал профессор. — Когда я вернулся в Сайгон после учебы, то уже не мог покупать себе «Голуаз», как раньше. Они стали казаться слишком дорогими. Что поделаешь — импорт!

Она грустно прислонила открытку к вазе. Когда-то они с профессором собирались после его выхода на пенсию объездить все самые знаменитые города мира. Единственным видом отдыха, который миссис Кхань для себя исключала, были морские круизы. Вода в большом количестве вызывала у нее страх. Она так боялась утонуть, что даже перестала принимать ванну, а когда мылась под душем, поворачивалась к струям спиной.

— Так зачем ты ее купила? — спросил профессор.

— Открытку?

— Нет, розу.

— Я ее не покупала. — Миссис Кхань тщательно подбирала слова, чтобы не слишком расстроить профессора, но ей не хотелось ему подыгрывать: пусть знает, что он сделал. — Это ты купил.

— Я? — изумился профессор. — Ты уверена?

— Абсолютно, — сказала она с удовлетворением, неожиданным для нее самой.

Профессор не заметил ее интонации. Он только вздохнул и вынул из кармана голубой блокнот.

— Будем надеяться, что это не повторится, — пробормотал он себе под нос.

— Думаю, вряд ли. — Миссис Кхань встала, чтобы убрать посуду. Убежденная, что роза предназначалась той, другой женщине, она все же хотела скрыть раздражение. На пороге кухни шаткая пирамида из четырех тарелок, супницы и пары бокалов вдруг оказалась для нее слишком тяжела. Фарфор разбился вдребезги на кафельном полу, зазвенели вилки и ложки, и профессор закричал из столовой:

— Что такое?

Миссис Кхань замерла, глядя на осколки супницы у своих ног. Среди них, в лужице бульона, мокли три тыквенных кругляша с начинкой из свинины.

— Ничего! — крикнула она. — Я уберу.

Вечером, когда профессор заснул, она поднялась к нему в кабинет. Картина, которую она оставила у его письменного стола, теперь была повернута лицом наружу. Миссис Кхань вздохнула. Если он так и будет поворачивать ее обратно, надо хотя бы поменять ей раму на что-нибудь более современное и подходящее. Она присела за стол между двумя стеллажами с несколькими сотнями книг на вьетнамском, французском и английском. Он хотел, чтобы книг у него было больше, чем он когда-нибудь сможет прочесть, и это желание усилилось после бегства из Вьетнама, откуда они не смогли увезти прежнюю коллекцию. На столе тоже лежали десятки разнокалиберных книг, и миссис Кхань пришлось разгрести их, чтобы найти блокноты с записями профессора обо всех ошибках, совершенных им за последние месяцы. Он посолил кофе и положил в суп сахар; когда позвонил телемаркетолог, он согласился купить пятилетнюю подписку на «Космополитен» и журнал для любителей стрелкового оружия; однажды он сунул кошелек в морозильник, превратив его содержимое в твердую валюту — так он пошутил, когда она его там обнаружила. Но никаких упоминаний о Иен не было, и, немного поколебавшись, миссис Кхань написала под последней заметкой: «Сегодня я назвал свою же-ну именем «Иен». — Она старательно воспроизвела завитки, характерные для почерка профессора, убеждая себя, что вносит эту поддельную запись для его же блага. — Больше такое не должно повториться».