Вьет Нгуен: Хочу, чтобы ты меня любила

— Песня почти кончилась, — сказал профессор.

— Дома потанцуем, ладно? Я тебе обещаю.

Несмотря на свою болезнь — а может быть, как раз из-за нее, — профессор настоял, что на обратном пути сам сядет за руль. Сначала миссис Кхань не отпускало напряжение, но он вел машину, как всегда, неторопливо и осторожно. Все было хорошо, пока профессор не повернул на Голден-Уэст не направо, а налево, к колледжу, откуда он уволился прошлой весной. После переезда в Америку он не смог найти себе работу по специальности и вместо занятий океанографией стал преподавать вьетнамский. Все последние двадцать лет он читал лекции студентам, скучающим под флуоресцентными лампами. Может быть, среди них была девушка по имени Иен? При этой мысли к горлу миссис Кхань подкатила боль, которую она сначала приняла за изжогу. Только чуть позже она сообразила, что это ревность.

Внезапно профессор затормозил. Миссис Кхань уперлась рукой в приборную доску и приготовилась к тому, что ее опять назовут этим именем, но профессор лишь развернул машину на сто восемьдесят градусов, а когда они поехали в нужном направлении, спросил укоризненно: «Почему ты не сказала, что мы едем не туда?» Глядя, как на всех светофорах перед ними, точно по волшебству, загорается зеленый, миссис Кхань вдруг осознала, что не может ответить на этот вопрос даже себе.

На следующее утро, когда миссис Кхань готовила поздний завтрак их старшему сыну, который решил навестить родителей, в кухню вошел профессор, умытый и чисто выбритый. Он уселся за стол, раз-вернул газету и принялся выборочно читать заголовки. Только после того как он закончил, она стала рассказывать ему о событиях вчерашнего вечера. Он просил ее сообщать обо всех странностях в его поведении, и она уже дошла до эпизода с песней, когда ее остановил поникший вид мужа.

— Ничего страшного, — сочувственно сказала она. — Ты ни в чем не виноват. — Но ты представляешь меня на танцплощадке? В моем-то возрасте… — Профессор скатал газету и для убедительности пристукнул ею по столу. — И в моем состоянии…

Достав из кармана рубашки маленький голубой блокнотик, профессор удалился в патио, чтобы записать свой очередной промах, и тут пришел Винь. Он работал санитаром в окружной больнице и после ночной смены еще не успел снять свою зеленую форму — хоть и свободная, она не скрывала его рельефных мускулов. Ах, если бы он заглядывал к родителям так же часто, как в спортзал! — подумала миссис Кхань. В глубокую ложбинку на груди сына она легко могла бы вложить ладонь, а ее ноги в самом толстом месте были тоньше его бицепсов. Он вынул из-под мышки объемистый пакет в грубой почтовой бумаге и прислонил его к шпалере за спиной отца.

Профессор сунул блокнот в карман и указал ручкой на пакет.

— Это нам? — спросил он. Пока миссис Кхань ставила на столик яйца по-бенедиктински, Винь развернул упаковку и показал им картину в тяжелой золоченой раме, вызывающей в памяти Европу девятнадцатого века.

— Обошлась мне на Донгкхой в сотню долларов, — сказал он. На днях он вернулся из Сайгона, куда ездил в отпуск. — А рама здешняя — там дешевле, но тащить не хотелось.

Профессор наклонился к картине и прищурился.

— Было время, когда эта улица называлась Тудо, — грустно заметил он. — А еще раньше рю Катина.

— Я надеялся, что ты вспомнишь, — сказал Винь, усаживаясь за столик рядом с матерью. Миссис Кхань могла определить, что на картине нарисована женщина, причем левый глаз у нее зеленый, а правый — красный, но гораздо более странными выглядели ее плоские руки и туловище. Художник изобразил ее похожей не столько на реального человека, сколько на куклу, вырезанную из бумаги и приклеенную к объемному стулу.

— В одном новом исследовании установили, что картины Пикассо способны стимулировать таких, как Ба.

— Неужели? — Профессор протер очки салфеткой. Миссис Кхань уже привыкла к зрелищу, которое видела сейчас у него за спиной: над их задним двором маячил полукруглый съезд с автострады, по которой Винь должен был вернуться к себе в Лос-Анджелес, в часе пути от их дома. Порой ее сыновья проводили здесь целые дни, определяя марки и модели проезжающих мимо автомобилей, словно орнитологи, подмечающие разницу между юнко и воробьями. Но это было давным-давно, подумала она, а теперь Винь — гонец, которого отрядили к ним пятеро остальных детей.