Менно Схилтхёйзен - Дарвин в городе - как эволюция продолжается в городских джунглях

С мраморных голов Матильды Фландрской, Марии Стюарт и всех остальных статуй в Люксембургском саду, что в центре Парижа, вверх устремляются длинные тонкие иглы. Нет, это вовсе не антенны для подключения статуй к космической базе французских аристократов. Эти иглы нужны для того, чтобы здешние птицы не садились на изящные головы королевских особ и не пачкали их своим безыдейным пометом. Впрочем, вон того кольчатого попугая они не останавливают: он на мгновение присаживается на корону Берты Швабской и без малейших колебаний испражняется ей прямо на щеку, а потом исчезает среди крон высоких платанов. Там снуют туда-сюда его сородичи, и их пронзительный визг разносится по всей округе.

Попугаи в Париже… Так могла бы называться одна из причудливых работ Анри Матисса, но с 1970-х годов для жителей французской столицы это вполне повседневная картина. Индийский кольчатый попугай, или попугай Крамера ( Psittacula krameri ), достиг в колонизации европейских городов наибольших успехов – а еще, хоть уже и в меньших масштабах, поселился в Японии, Северной Америке, Австралии и на Ближнем Востоке. Это длиннохвостая ярко-зеленая птица с красным клювом – самцы к тому же могут похвастаться черно-розовыми кольцами вокруг шеи (этих попугаев еще называют ожереловыми) и небесно-голубыми хвостами. Большую часть XX века попугай Крамера был одной из самых популярных декоративных птиц – только в Западную Европу с 1980-х привезли на продажу почти 400 тысяч особей. С одной стороны, из-за этого сократились изначальные популяции в Индии и Африке, а с другой – попугаи-беглецы, которым надоело сидеть в клетках, основали в европейских городах новые быстрорастущие популяции.

Бывало и так, что этих птиц отпускали намеренно. Говорят, в конце 1960-х Джими Хендрикс выпустил на свободу пару попугаев на улице Карнаби-стрит в Лондоне – считается, что так было положено начало многочисленной лондонской популяции. А в 1974 году владелец зоопарка выпустил в Брюсселе сразу сорок птиц со словами «этому городу нужно больше цвета», и теперь популяция попугаев Крамера там насчитывает около 30 тысяч особей. Вряд ли директор зоопарка рассчитывал на такую палитру зеленого, красного, оранжевого, желтого и голубого.

Как и домовые вороны, попугаи Крамера с легкостью заселили города на севере Европы, будучи притом тропическими птицами. В этом им помогли городские острова тепла, а еще тот факт, что зимой в городе всегда есть чем поживиться (больше всего попугаям нравится присваивать арахис, которым люди подкармливают мелких певчих пташек). Кроме того, в природе этот вид водится в том числе у подножия Гималаев, а значит, может быть преадаптирован к заморозкам. Благодаря этому почти каждый житель крупного европейского города может полюбоваться на вопящих и стремительных кольчатых попугаев. В Париже и его окрестностях я то и дело вижу, как они спорят, чья очередь занять дупло дерева в Версале, и шумными стайками мчатся по вечернему небу над бульваром Монпарнас, чтобы уютно устроиться на своих любимых деревьях в парке Монсури. Их можно встретить в Саду растений и в Люксембургском саду, где растут платаны. «Популяция растет очень быстро, так что их можно встретить все в новых и новых парижских парках», – утверждает биолог Ариан Ле Гро, защитившая диссертацию по попугаям в Национальном музее естествознания в Париже.

Для изучения структуры генофондов городских видов Ле Гро применяет филогеографию – зародившийся в 1980-х подход к исследованию эволюционной истории природных популяций животных и растений. Он заключается в том, чтобы анализировать так называемые маркеры – разные участки характерной видовой ДНК – у множества особей из разных участков ареала вида. По данным о генетическом составе вида филогеографы отслеживают его историю. Так они могут рассчитать самый вероятный путь колонизации или узнать, не было ли в истории вида периода, когда численность популяции падала, а если и был, то когда. Даже если бы мы не находили ископаемых человеческих останков, филогеографический анализ ДНК современных людей все равно сказал бы нам, что наш вид появился в Африке, и помог бы определить, по каким маршрутам мы колонизировали планету и какие горы и пустыни не давали нам пройти. Еще с его помощью мы узнали бы, сколько колонизаторов было на каждом этапе миграции и когда происходили эти самые этапы. В Северной Европе анализ показал бы очень разнообразный генофонд – все благодаря тому, что люди из разных регионов издавна путешествовали, торговали и заключали межнациональные браки. В Новой Гвинее мы увидели бы иную картину: поскольку там много гор и густых лесов, генофонд разделен на множество отдельных фрагментов. Словом, филогеография – это способ заглянуть в прошлое вида сквозь его современные гены.