Менно Схилтхёйзен - Дарвин в городе - как эволюция продолжается в городских джунглях

У забора в каждом саду они зарыли в землю по три пластиковых стаканчика – ловушки для насекомых и других членистоногих, попав в которые те уже не могут выбраться. Исследователи даже налили в стаканчики этилового спирта, чтобы наверняка. Обычно в этих целях используют более токсичный этиленгликоль, но исследователи решили заменить его на этанол – а то вдруг ловушку обнаружит домашний питомец или ребенок. Затем они набили мешки сухими листьями и почвой, чтобы поискать там других беспозвоночных, и для полного счастья установили в каждом саду по палаточной ловушке для ловли летающих насекомых – такой же, как у Дениса Оуэна из предыдущей главы. Несмотря на столь дерзкий подход к изучению экологии городских садов, ученые отмечают, что почти все садовладельцы угощали их чаем с печеньками.

Порывшись в 61 саду, группа обнаружила 1166 разных видов растений. Большинство из них (70 %) оказались чужеродными, что для садов неудивительно. Тем не менее 344 вида – четверть видового разнообразия британских растений! – были аборигенными. Около 30 тысяч найденных беспозвоночных принадлежали примерно к 800 разным видам. Такое количество впечатляет, но это не так уж и много, если вспомнить, сколько видов Денис Оуэн нашел у себя в саду. Впрочем, группу интересовали не столько цифры, сколько разница между садами. Почти половина всех обнаруженных видов насекомых и пауков обитала в одном-единственном саду. А так называемая кривая видового накопления, которая должна была показать, как увеличивается суммарное число видов с каждым новым садом, так и не выровнялась. Иными словами, флора и фауна в каждом саду отличались практически полностью.

Напомню, что речь идет всего о шестидесяти одном саде. Это ничтожная доля от всех садов Шеффилда, а те, в свою очередь, составляют лишь крошечную часть всех садов Великобритании. А представьте, что будет, если провести подобное исследование в других забытых уголках городов – в канавах и стоках, возле дорог и на крышах…

Конечно, жизнь в городе не обходится без трудностей. И все же животные и растения, способные преодолеть большое расстояние и выжить в тесных, отгороженных от окружающего мира уголках, обнаружили здесь на удивление разнообразную среду, где есть место для великого множества видов. Если вспомнить об остальных трех причинах биологического богатства городов (появление чужаков, изначальное биоразнообразие, отсутствие преследования), станет ясно, почему в списках у городских натуралистов, о которых мы узнали в прошлой главе, так много видов.

Видов, может, и много, но они подобраны не случайно. Не каждое животное и не каждое растение сумеет выжить в городе. Особенности одних видов не позволяют их представителям заделаться горожанами, в то время как другие, напротив, словно созданы для жизни в городах. В основе этой книги лежат как раз такие особенности и их развитие. Давайте рассмотрим их поближе и узнаем о таком замечательном явлении, как городская преадаптация.

Мы ходим взад и вперед у центральной железнодорожной станции в Лейдене – городе, где я живу. Как и на многих нидерландских станциях, отсюда открывается вид на целый океан припаркованных велосипедов. На простирающейся в обе стороны от главного входа двухэтажной велосипедной парковке их тысячи, и блеск хромированных рулей на солнце напоминает водную рябь на тихом озере. Я с интересом разглядываю это обилие металлических спиц, пружин, трубок, рам, цепей и шестерней, но мой спутник – именитый биолог Герат Вермей из Калифорнийского университета в Дейвисе и частый гость в этом городе – их не видит. Вермей ослеп в трехлетнем возрасте, так что свою карьеру палеонтолога, эколога, эволюционного биолога и автора популярных книг он построил с помощью кончиков пальцев, чуткого слуха и могучего ума.

Впрочем, Вермей все равно знает, что перед нами полно велосипедов. Все потому, что в них поселились одни из самых милых, но притом недооцененных птиц – домовые воробьи ( Passer domesticus ). Стайки коричневато-серых воробушков прыгают вокруг колес, купаются в пыли меж плиток, сидят на велосипедных спицах и перелетают с сидений на багажники, шурша крыльями и звонко чирикая. «Да, – улыбается Вермей, и в уголках его невидящих глаз возникают морщинки. – Вы правы: они везде».

Я привел Вермея к воробьиному жилищу, устроенному среди велосипедов, чтобы обсудить с ним силу преадаптации.