Сборник статей - Юридическая ответственность. Основные подходы в современной науке. Материалы круглого стола. Круглый стол № 2

В римском праве при характеристике правонарушения часто употребляются слова и словосочетания «обиженный», «месть», «удовлетворение обиженного», «раздраженное чувство обиженного» и т. д., свидетельствующие об истоке правонарушения – древнем социальном конфликте. Исследование социальных истоков, например, гражданских правонарушений свидетельствует о том, что они возникают в конфликтном противоборстве сторон в имущественной сфере.

Формы, содержание правонарушений и, следовательно, ответственность (в том числе гражданско-правовая) постоянно видоизменялись, однако многие из видов правонарушений и вариантов ответственности за них сохранились и действуют в настоящий период. Изучение истории развития данных институтов свидетельствует о том, что они могут быть исследованы только путем анализа процесса развития общества и государства, происходящих в них социально-экономических и политических изменений, т. е. с учетом особого периода времени. Одно и то же деяние при различных исторических обстоятельствах может оцениваться и как преступление, и как проступок [33] Гущин В.З. Гражданско-правовая ответственность // Современное право. 2014. N 1.С. 54. .

Кроме того, следует отметить и психологические аспекты вопросов изменения пределов юридической ответственности.

Так, Петражицкий в духе своего учения о «возрожденном естественном праве», которое правильнее называть, по его выражению, «правно-политическим направлением», предлагал исходить из того, что «наука права отнюдь не должна ограничиваться толкованием и научно-систематическим изложением действующего официально-позитивного права для надобностей судебной или иной практики, а должна вырабатывать руководящий научный свет для улучшения, реформы существующего права, для законодательного и иного правового творчества и развития, – разрабатывать не только догматику, а и политику права», подчеркивая, что «правно-политическая работа и правно-политическая сознательность необходимы для всех ветвей частного и публичного права». Вот как Петражицкий описывал смысл политики права в контексте психологической теории права: «В связи с изучением психического, мотивационного и педагогического причинного действия права в социально-психической жизни для обоснования и построения науки политики права выяснилось, что право представляет психические процессы особого рода, что сфера его реального бытия, стало быть, и реального, опытного изучения подлежащих реальных феноменов находится в человеческой психике и что теоретическое изучение явлений права, их природы, состава и т. д. должно покоиться на тех же методах психологического наблюдения, которые применяются в опытной психологии (простое и экспериментальное внутреннее наблюдение и т. д.). Этим теория права освобождается от произвольного конструирования, от бесчисленных фикций…”. Многие коллизионные вопросы решаются судами в соответствии с «интуитивно-правовыми убеждениями», а не на основе позитивного права, поскольку если бы было иначе, то «получилось бы бедственное положение, эпидемия отказов в правосудии и т. п.» Необходимо сказать, что Петражицкий довольно скептически относился к идее полной унификации гражданского права разных стран, считая, что гражданское право должно быть приспособлено к состоянию психики различных народов и этнографических групп, даже когда речь идет о гражданском праве одного государства, «поскольку имеются существенные различия в уровне психической культуры разных народностей и племен, входящих в состав данного государства». Серьезной политике права, отмечал Петражицкий, приходится учитывать существующие «интуитивные правоубеждения», религиозное право, действующее в среде разных народов, т. е. такие элементы социально-психической жизни, которые требуют деликатного отношения и уважения государственной власти. Попытка ввести единое гражданское право в многонациональном и мультикультурном обществе была бы, по убеждению Петражицкого, «преступлением против разных народностей и племен» ввиду «психического сопротивления радикально иного интуитивного права, иных священных обычаев предков, сакрального права разных этнографических элементов». Вот как Петражицкий характеризовал принцип доверия к праву: «Разумная политика права вообще, а цивильная политика и подавно, должна, во всяком случае, иметь в виду, что не следует подрывать у людей доверия к праву; в частности следует избегать того, чтобы люди, поверившие указаниям своих законов, попадали из-за этого в бедственное положение, а другие наживались на этом (и эвентуально эксплуатировали бы такую доверчивость); и вообще следует стремиться к тому, чтобы не было последующих неожиданностей со стороны официального права и судов, а дело бы происходило так, как психологически естественно и нормально люди, устраивая свои дела, предполагали и ожидали». Данный принцип (его также можно было бы назвать принципом защиты правомерных ожиданий) в практическом плане предполагает, что судья, решающий коллизионный вопрос, должен способствовать защите тех гражданско-правовых прав, которые возникли у иностранных граждан в рамках их правовой системы. К числу элементарных требований техники и политики права Петражицкий относил требование «избегать по возможности всякой неопределенности и растяжимости в объеме применяемых понятий». Он призывал стремиться к выработке понятий с точно фиксированным, не допускающим ни растяжения, ни сжимания объемом. [34] Цит. по Мережко А.А. Психологическая теория международного частного права // Российский юридический журнал. 2012. N 6. С. 52 – 68.