Александр Жолковский - Поэтика за чайным столом и другие разборы

«Ахматова подозревала, что за ней записывают <���…> и иногда говорила на запись, на память, на потомков, превращаясь из Анны Андреевны в эре-перенниус-пирамидальциус» [ Найман 1989: 169]; она считала себя наиболее авторитетным «ахматоведом» [ Там же: 88] и редактировала воспоминания о ней современников (см.: Пунина 1991а: 25) и даже собственные портреты [ Астапов 1990: 407; Королева 1992: 123].

Как показывает история, полностью уничтожить компромат на себя оказывается не под силу даже таким корифеям тотального жизнетворческого контроля, как Сталин.

Эта отсылка к стихотворению «Мне ни к чему одические рати…» имеет отнюдь не орнаментальные цели; разбор этого стихотворения в плане властных стратегий см.: Жолковский 1998: 201–208.

Ср. замечание Недоброво о том, что страсти ахматовской лирической героини «внушаю[т] подозрение в выдуманности» [ Недоброво 2001 [1915]: 130].

Хлопоты Зощенко позволяют процитировать знаменитое рассуждение в одном из его рассказов о преимуществах коммунальной квартиры: «Конечно, заиметь собственную отдельную квартирку — это все-таки как-никак мещанство. Надо жить дружно, коллективной семьей, а не запираться в домашней крепости. Надо жить в коммунальной квартире. Там все на людях. Есть с кем поговорить. Посоветоваться. Подраться» («Летняя передышка»; [ Зощенко 1986–1987: I, 430]).

Подробно о такой взаимосвязи применительно к Мандельштаму см.: Freidin 1987: IX–X, 1–33, особенно 32.

Как говорится в анекдоте, тот факт, что у меня паранойя, еще не доказывает, что КГБ не существует.

Одновременная, часто иерархизованная манипуляция более чем одним помощником является неизбежным продуктом властных игр. Ср. выше в тексте пример с Гаршиным, звонящим Чуковской с «вызовом» от Ахматовой [ Чуковская 1980: 78], а также:

На лестнице я обогнала Ольгу Николаевну с корзиночкой: она несла Анне Андреевне обед.

Эмма кормит Анну Андреевну какой-то диетической едой, которую заранее приготовила Нина Антоновна.

[Ж]ила я с выключенным телефоном. Писала. Лил дождь. Внезапный стук в дверь. Это Наталья Ильина, командированная за мною Анной Андреевной.

Холмгрен подробно рассматривает властную подоплеку ахматовской игры в беспомощность, ставившую ее во главе целого коллектива добровольных помощниц [ Holmgren 1993: 8–9, 71–91]. Напрашивается сравнение с аналогичными играми Гоголя (ср.: Freidin 1987: 7), которое может быть распространено и на его «коллективный» по-советски совместный с читателями — метод работы над окончанием «Мертвых душ» (см.: Терц 1992: 175–176), напоминающий ахматовскую работу над «Поэмой без героя». Параллели между жизнетворческими стратегиями Ахматовой и Гоголя (и его карикатурного двойника в «Селе Степанчикове» Достоевского, о котором речь пойдет ниже) — богатая тема.

О «системе жестов» Ахматовой см.: Гинзбург 1991: 126.

«Советизмы» в речи и поведении Ахматовой не сводятся к названным. Так, еще одна любопытная их разновидность — исполнение ею официально санкционированных ролей в качестве советской, российской и даже тюркской поэтессы. Ср. эпизод из ее ташкентской жизни с выступлением на открытии арыка: «Гафур [Гулям] <���…> говорит ей: „Вас зовут Анна, а по-узбекски ана — мать. Поедем со мной в кишлак <���…> там завтра пускают первую воду на пустынные поля“» и т. д. [ Сомова 1991: 373–374].

Поразительную параллель к подобному страху перед Ахматовой у делающей доброе дело подруги находим в воспоминаниях Эммы Герштейн: «Когда после исправлений, вычеркиваний и дополнений я переписала письмо [в лагерь Л. Н. Гумилеву, 1940 г.] и опустила его в почтовый ящик, у меня закружилась голова от страха… [многоточие в тексте Герштейн. — А. Ж. ] перед Анной Андреевной. А вдруг она будет меня винить за этот поступок?! Впрочем, ведь она сама дала мне его норильский адрес» [ Герштейн 1993б: 165].

К постановке этой проблемы близко подошли Верхейл, Келли, Лукницкий, Найман, Холмгрен.

Ср. выше о внутреннем сопротивлении Ахматовой переезду в некоммунальную квартиру.

По проницательному наблюдению Наймана, «„Реквием“ — это советская поэзия, осуществленная в том идеальном виде, какой описывают все декларации ее. Герой этой поэзии народ» [ Найман 1989: 134].