Андрей Мурзин - Российское культурное пространство в региональном измерении

Имея в виду значение, роль и статус регионов в истории и современной России, представляется необходимым рассмотреть особенности региональной стратификации культурного пространства страны. Выделение регионов в качестве структурообразующих элементов внутрироссийского культурного пространства имеет особый смысл еще и потому, что в силу российской специфики многие из регионов могут рассматриваться как отчетливо очерченные (хотя и внутренне неоднородные), относительно самостоятельные культурные пространства. Например, Сибирь имеет свои духовные и историко-культурные центры (Тобольск, Иркутск), наукоград (Новосибирск), «студенческую столицу» (Томск), национально-культурные образования, крупные промышленные районы и города-миллионники со значительными административными функциями, среди которых выделяется Красноярск, борющийся за неформальное звание «столицы Сибири».

Подобное положение позволяет рассматривать культурное пространство страны как совокупность «региональных» пространств. Внутрироссийское культурное пространство может быть рассмотрено как феномен, образованный взаимодействием регионов в качестве культурных реальностей, а место каждого из «региональных» пространств может быть определено через его отношение к другим культурным пространствам. Взаимодействие «региональных» культурных пространств, их взаимные диспозиции, отношения со столицей, проявляясь в качестве пространственных оппозиций, могут быть рассмотрены как элементы, образующие структуру культурного пространства страны.

Большую часть ХХ века в качестве главного структурообразующего начала внутри культурного пространства России выступала государственная власть. Она конвертировала свою сверхзначимость в исключительный культурный статус столицы (сверхцентрализированность власти допускала существование в стране единственного культуротворческого центра). Столица одна представляла собой культурный универсум, она сама образовывала страну подобно тому, как памятник организует окружающее его пространство площади.

Отношение «столица – провинция» играло роль главной пространственной оппозиции, определяя форму организации и структуру культурного пространства страны. Соответственно с этим советское культурное пространство было строго иерархизировано, подчинено решению функциональных задач. Регионы должны были ощущать себя составными частями государственного целого и выражать себя исключительно через приобщение себя к этому целому. Столица выступала посредником в общении регионов между собой и с внешним миром.

В последний период своего существования Советский Союз мыслился в качестве единой производственной корпорации. Образ каждого из регионов, за небольшим исключением, имел «производственный» характер, отражавший не только узкоспециализированную направленность его развития, но и обозначавший место внутри советского пространства: «житница страны» (Ставрополь, Кубань), «автомобильный цех страны» (Горький, Тольятти, Самара, Ульяновск), «всесоюзная здравница» (Крым, Сочи) «тихоокеанские ворота страны» (Приморье), были еще «хлопковые республики» и «республика-сад». Лишь несколько городов оставались на особом положении, наделенными собственными именами (Москва – «сердце нашей Родины», Ленинград – «колыбель Октябрьской революции», Ульяновск – «родина Ленина», Волгоград – «город воинской славы».

Кажущееся единство советского культурного пространства основывалось на отказе регионам в культурной состоятельности, самодостаточности. Культурное пространство страны представляло собой континуум, крайними полюсами которого были столица как исключительное по своему значению явление культуры, а на другом – провинция, балансирующая на грани культуры и некультуры. Модель организации культурного пространства, стержнем которой было отношение «столица – провинция», выступала как самоочевидная и единственно возможная.

Навязанная регионам подчиненная роль внутри культурного пространства страны не соответствовала их подлинному значению, так же, как «производственные» образы не стали до конца тождественны их внутреннему самоощущению. Взгляды снаружи и изнутри могли сильно различаться. Многие территории сберегали в глубине своей исторической памяти другие, можно сказать, более личные, почти интимные имена, идущие от местного придания, когда-то прочно связавшего живущих здесь людей с этой землей.