В. Ростовский: Патриотизм и военно-патриотические традиции России

Однако было бы неверно поспешно выводить из этой идеологии какие-то национальные традиции покорности и долготерпения.

Во-первых, установки «Домостроя» лишь воспроизводят известное положение из послания апостола Павла: «Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению» 11 11 Новый Завет. Киев (К римл.,XIII,1-2), 1991. С.200. . Очевидно, что адресатом этого послания является не только Московское государство, но и вся христианская цивилизация.

Во-вторых, в условиях деспотизма и своеволия власти социальный протест все же существовал. Но поначалу он не был связан с гражданственным патриотизмом, поскольку у высших классов он чаще всего приобретал форму «отъезда», интриг и заговоров, а у народных низов – массового оттока на окраины государства.

На всем протяжении своей истории Московское государство постоянно находилось в состоянии больших, малых, затяжных (несколько десятилетий) и относительно кратковременных войн и конфликтов. Это также являлось немаловажным фактором, затрудняющим развитие гражданственности в русском патриотизме. В его политическом содержании преобладали мотивы служения великому князю и в дальнейшем царю, которому и присягали; верности христианству в форме православия; заботы о судьбе своих родных и близких. Что же касается такого важного элемента «отечества» как «родная земля», то она чаще всего отождествлялась с непосредственным местом проживания. Наглядно представить себе территорию Московского государства было просто невозможно из-за постоянно раздвигающихся границ и отсутствия отечественной картографии.

Достаточно дискуссионным является вопрос о национальной идеологии этого исторического периода. Представители социально-философской и исторической науки как прошлого, так и настоящего времени выделяют две концепции, претендовавшие на эту роль: «Москва – третий Рим» и «иосифлянство».

«Доктрина о Москве как третьем Риме, – считал русский философ Н.А. Бердяев, – стала идеологическим базисом образования московского царства. Царство собиралось и оформлялось под символикой мессианской идеи» 12 12 Бердяев Н.А. Истоки и смысл Русского коммунизма. М.: Наука, 1990. С.9. . Суть этой концепции неоднократно становилась предметом анализа в философской и исторической литературе, поэтому нет необходимости подробно останавливаться на её изложении. Определенное влияние на узкий круг церковных иерархов и непосредственное окружение московского государя она, безусловно, имела. Это проявилось в том, что Московское государство наследовало не только символику, но и важнейшие инструменты светской и духовной власти Византийской империи. Но функционально концепция «Москва – третий Рим» тяготела к решению чисто религиозных проблем, связанных с сохранением «истинного» православия.

Гораздо ближе к решению насущных проблем Московского государства находилась, несомненно, концепция «иосифлянства». Её автор (Иосиф, 1439 – 1518 гг.) был инициатором перехода Волоцкого монастыря под юрисдикцию московского князя. Эта акция стимулировала процесс сближения светской и церковной власти. В дальнейшем в системе идей под общим названием «иосифлянство» на первый план выдвинулось обоснование, оправдание и легитимация процессов политической централизации русского государства, развитие абсолютизма и самодержавия. В целом эта идеология носила исторически прогрессивный характер, ибо способствовала формированию и институализации русской нации и национального государства.

К идеологии «иосифлянства» примыкает раннедворянская мысль XVI в, представленная творчеством Ф.И. Карпова и И.С. Пересветова. Эти авторы, исповедуя аналогичную систему политических ценностей, тем не менее, стремились выработать некие противовесы абсолютистской власти. Для Ф.И. Карпова – это закон, для И.С. Пересветова – ограничение самодержавия. Для последнего автора, вообще, была очевидна взаимосвязь между порабощением людей и отсутствием необходимых качеств защиты «земли». В таком царстве, считал он, «люди не храбры и к бою против недруга несмелы: порабощенный бо человек сраму не боится, и чти себе не добывает» 13 13 Замалеев А.Ф. Курс истории русской философии. М.: Наука. С.38. . Правда, эти положения высказывались в осторожной и отвлеченной форме и не могли рассчитывать на сколько-нибудь широкое понимание и признание.