В. Ростовский - Патриотизм и военно-патриотические традиции России

Что же касается понятия «министериалитет» применительно к московскому государству, то, несмотря на некоторые признаки сходства между западными министериалами и русскими боярами, это понятие демонстрирует тенденцию совершенно противоположную. Если в Европе развитие общества в целом шло от несвободы к обретению разнообразных прав и свобод, то Россия двигалась от относительной свободы в раннем средневековье к ее утрате в новое время. Это проявлялась, в частности, в том, что подданные московского государства, независимо от их статуса, т.е. положения при государе, родовитости и заслуг, считались одинаково находящимися в холопской зависимости от верховного правителя.

В начале XVI в. русские бояре впервые назвали себя в челобитной князю Василию III «холопами государевыми» 5 5 Хорошкевич А.Л. Великий князь и его подданные в первой четверти XVI в. // Сословия и государст-венная власть в России XV – середина XIX вв. Ч.2. М., 1994. С.165. . В исторической литературе уже высказывалась точка зрения, согласно которой русский «министериалитет» своим происхождением обязан, главным образом, татаро- монгольскому игу 6 6 См.: Филюшкин А.И. Термины «царь» и «царство» на Руси // Вопросы истории. 1997. №8. С.146. .

Не подвергая сомнению правомерность такой трактовки, нельзя не отметить и внутреннюю противоречивость процессов централизации в московском государстве. Эти процессы, с одной стороны, позволили ликвидировать раздробленность русского этноса, объединить земли, существенно увеличить материальные ресурсы и, тем самым, укрепить обороноспособность страны. Но, с другой, входящие в состав Руси Московской территории, вместе с проживающим там населением, московский государь начинал рассматривать уже как свою вотчину. Сам же государь все больше превращался в самодержца, объединяя в одном лице власть исполнительную, законодательную и судебную. Участие же во власти высшего сословия феодального общества – боярства, ограничивалось законосовещательной деятельностью в рамках Боярской думы.

Будучи прямыми защитниками отечества – военным сословием, и соучаствуя в государственном управлении, т.е. формально являясь по всем признакам патриотами, бояре, тем не менее, квалифицировали свое положение как «холопское». Подобная низкая самооценка отражала реальное положение вещей. В законодательном плане «холоп» на Руси являлся рабом или полурабом, которым его господин мог неограниченно распоряжаться. Примерно в таком же отношении находились бояре к московскому государю. «До сих пор русские властители ни перед кем не отчитывались, но вольны были жаловать и казнить своих подданных, а не судились с ними ни перед кем…», – подчеркивал Иван Грозный в первом послании Андрею Курбскому 7 7 Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. М.: Наука, 1993. С.144. . Опричнина наглядно продемонстрировала боярству эфемерность их прав и привилегий.

В свое время русский философ И.А. Ильин отмечал, что любовь к Родине является таким же свободным актом, как и любой нравственный поступок. «Как всякая любовь, – писал он, – патриотизм свободен» 8 8 Ильин И.А. Путь духовного обновления // Путь к очевидности. М., 1993. С.242-246. . Именно по этой причине представители самых высших классов Руси Московской не могли ни терминологически, ни политически идентифицировать свое служение Отечеству с явлением «патриотизма». Ничем не ограниченный деспотизм и произвол власти подрывал саму основу формирования русского патриотизма. Подтверждением этому является невольная констатация Иваном Грозным очевидного: упадок воинской доблести у русского войска.

В пылу полемики с А. Курбским он, не замечая причинно- следственной связи между собственной практикой бессудных расправ и ослабевшей мотивацией русского служилого сословия, пишет своему оппоненту: «А насчет бранной храбрости снова могу тебе обличить в неразумии… Ведь предки ваши, отцы и дяди были так мудры, и храбры, и заботливы о деле, что ваша храбрость и смекалка разве чо во сне может с их достоинствами сравниться, и шли в бой эти храбрые и мудрые люди не по принуждению, а по собственной воле, охваченные бранным пылом, не так как вы, силою влекомые на бой и скорбящие об этом…» 9 9 Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. С.146. .

Принятие института на царство также негативно сказалось на гражданском компоненте русского патриотизма. Ориентация на византийскую традицию привела к полному отождествлению политической и духовной власти в лице царя. На Западе, как и в Московском государстве, король являлся «помазанником божьим», но прямым и непосредственным наместником Бога на земле считался Римский папа. При нарушении королем прав своих подданных последние приобретали как политическое, так и моральное право восстать против тирана. Для русского же человека любое отстаивание своих прав перед лицом власти могло расцениваться как выступление против Бога. В основу политической морали русского человека была положена следующая формула «Домостроя»: «Царя боиси и служи ему верою и всегда о нем Бога моли, и ложно отнюдь не глаголи перед ним, но с покорением истину отвещай ему, яко самому богу, во всем повинуйся ему» 10 10 Домострой // Вестник Московского университета. Сер 12, Политические науки. 1998. №1. С.74. .