Все это весьма удивительно и показательно на фоне почти полного отсутствия заинтересованной критики научно-популярной литературы в современной России.
* * *
Но нас интересует в данном случае другое: зеркальный двойник к термину «научно-популярная» – «популярно-научная», промелькнувший в цитированном выше отрывке из Рубакина по поводу издательства Маракуева и Прянишникова («кое-какие недурные популярно-научные книжки»). Сам Николай Александрович использует оба термина, «научно-популярная» и «популярно-научная», практически поровну, не вкладывая, судя по всему, никаких дополнительных смысловых оттенков в эту биполярную конструкцию. Вот выборка из его «Этюдов о русской читающей публике»:
«…что в области литературы научно-популярной наблюдается оскудение особенно сильное, доказывается множеством фактов» (с. 47);
«…этой науке <���химии> особенно не везет, и бедность ее популярно-научными книгами особенно поразительна ‹…› в числе рекомендуемых книг фигурируют или далеко не популярные, или написанные задолго до того времени, когда была формулирована периодическая система элементов, т. е. совершенно устаревшие» (с. 48);
«…что широкая публика, жаждущая самообразования, стремящаяся продолжать образование, начатое в каком-либо учебном заведении, имеет чрезвычайно скудную наличность книг, способных удовлетворить ее потребности, – это отлично знают все, кому мало-мальски знакома наличность нашей научно-популярной литературы и знаком читатель ее» (с. 48);
«…просматривая существующую популярно-научную литературу , подчас просто поражаешься, как неумело авторы принимаются за свое дело, как мало знают они и тех людей, кому говорят, и условия жизни, в какие поставлены эти люди» (с. 92);
«…создание популярно-научной литературы , обнимающей всевозможные отрасли знания, в значительной степени еще дело будущего. Но оно должно стать делом русской интеллигенции» (с. 93);
«…одна из отраслей дела или, вернее, одна из задач интеллигенции – это создание такой научно-популярной литературы , которая дополняла бы знания, полученные в начальной школе и открывала бы к этим знаниям доступ для тех, кто не удовлетворяется тем количеством знаний, какое дает школа» (с. 102);
«…в области литературы научно-популярной не менее заметно иногда даже полное незнание авторами своих читателей и условий их жизни; научно-популярные книжки пишутся иногда, как бог на душу положит и, в лучших случаях, пользуясь наблюдениями, сделанными в том или ином уголке» (с. 103)…
И эта ситуация была очень характерна для рубежа двух веков. Раздираемый на части в этом силовом биполярном поле, – что русскому духу дороже: научность или популярность? – он, этот русский дух, все-таки сумел избежать участи буриданова осла. Как раз в конце XIX – начале XX века начинаются активные эксперименты с поиском новой формы для обозначения уже вполне сформировавшегося жанра. «Тип научно-популярной книги сложился в результате возрастания роли техники, производства в общественной жизни, формирования интереса к ним достаточно широких слоев населения, – отмечает упоминавшийся уже библиограф Арон Черняк. – <���В России> формирование типов производственной, справочной, научно-популярной книги завершилось к концу XIX века». [48] Черняк А. Я. Указ. соч., с. 21.
Обратите внимание, на каком социально-экономическом фоне проходит рождение научпопа в России. В период с 1881 по 1896 год объем промышленного производства в стране увеличился в 6,5 раза при росте численности рабочих в 5,1 раза; количество фабрик за эти 15 лет возросло на 7228, а выработка на одного рабочего – на 22 %. [49] Рязанов В. Т. Экономическое развитие России. Реформы и российское хозяйство в XIX–XX вв. – СПб.: Наука, 1998. С. 144–145.
С 1890 по 1900 год мощность паровых двигателей в промышленности России увеличилась с 125,1 тыс. л. с. до 1294,5 тыс. – на 300 %! [50] Козлов Б. И. Индустриализация России: вклад Академии наук СССР. (Очерк социальной истории. 1925–1963) – М.: Academia, 2003. C. 36.
Российская империя буквально содрогалась от тяжкой поступи промышленного прогресса: сейсмическая станция в Риге фиксировала двухбалльное землетрясение, когда в Петербурге на Ижорском заводе, втором в Европе по мощности, после крупповского в Германии, пресс усилием в 10 тысяч тонн гнул броневые листы. [51] Лапин В. В. Петербург. Запахи и звуки. – СПб.: Европейский Дом, 2007. С. 139.
(Впрочем, не надо и преувеличивать абсолютные значения показателей этого роста: в 1908 году суммарная мощность паровых двигателей в одной только Франции была в 15 раз больше, чем в России. [52] Головин Н. Н. Россия в Первой мировой войне. – М.: Вече, 2006. (Сер. «Военные тайны России».) С. 38.
)
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу