Лев Гумилев: Струна истории

Итак, что же такое этнос ? Каковы переходы от одного этноса к другому?

Мне все время говорят (я в Москве был недавно и с этим столкнулся), что никакой разницы нет – что в паспорте написано, то и хорошо. Так в паспорте можно написать все, что угодно. Вот, скажем, любой из вас может записаться в паспорте малайцем , а родной язык – русский – зачем его учить? Там действительно какие-то странные слова! Но от этого-то он малайцем не станет. Следовательно, и этот момент – административно-социальный и экономико-социальный – вряд ли может ответить на вопрос что такое этнос?

Хорошо, есть еще одно определение – лингвистико-социальное . Все люди говорят на каких-то языках, и поэтому, сказал мне лично член-корреспондент Фрейман Александр Арнольдович: [20] Фрейман А. А. (1879–1968) – советский филолог, иранист, член-кор. АН СССР. «Французы – это те, кто говорит по-французски», и так далее.

«Прекрасно, – опять спросил я его, – а вот моя собственная родная мама [21] Русская поэтесса Анна Андреевна Ахматова (1889–1966) – мать Л. Н. Гумилева. до шести лет говорила по-французски, по-русски научилась потом говорить, когда уже в школу пошла и стала играть с девочками на царскосельских улицах. Правда, она стала после этого русским поэтом, но не французским. Так что – она француженка была до шести лет?»

«Это индивидуальный случай», – нашелся быстро ученый академик.

«Ладно, – говорю я ему, – ирландцы в течение 200 лет, забыв свой язык, говорили по-английски, но потом восстали, отделились от англичан и крови не пожалели, ни своей, ни чужой. Если по-вашему судить, то 200 лет они были настоящими англичанами ».

«Я знал, что этот пример мне приведете. А еще?» – сказал он.

Тут я ему привел целый десяток примеров и задал такой вопрос: «Ну, ведь Вы же сами в Средней Азии бывали, Вы же знаете, что население Бухары и Самарканда с одинаковой легкостью говорит на трех языках – таджикском, узбекском и русском. Русский просто нужен, и они говорят, как мы с вами. Таджикский и узбекский – это язык базаров. Причем они абсолютно не путают, они могут записаться в паспортах узбеками, будучи таджиками, и наоборот. Но сами они великолепно знают, кто они, – узбеки или таджики. И даже про одного моего знакомого, который, будучи таджиком, записался узбеком, в Самарканде говорили: «миллат фуруш», то есть «продавец своего народа» – изменник своего народа.

А записывались они так, потому что был пущен слух узбекским начальством, что те, кто запишутся таджиками, тех будут выселять в горы из городов. Ну, они все записались узбеками. Какая разница, как записаться? Но они же не стали узбеками, к примеру? Здесь, конечно, можно сказать, что переход совершенно свободен. Если человек записался узбеком, то он и стал узбеком.

Но, как видите, это, вообще, довольно сомнительно, с одной стороны. И с другой стороны, это высмеяно было уже полтораста лет тому назад знаменитым кавалерийским гусарским генералом Денисом Давыдовым, [22] Давыдов Д. В. (1784–1839) – генерал-лейтенант, русский военный писатель, поэт. Известен своей смелостью. Герой Отечественной войны 1812 г., командовал батальоном Ахтырского гусарского полка. который в рапорте на имя Александра I написал: «Прошу Ваше императорское Величество за перечисленные здесь подвиги произвести меня в немцы ».

Дело в том, что при Александре немцы действительно захватили все самые лучшие должности и, чтобы сделать карьеру, надо было или иметь хорошие связи (иметь покровителей в высшем обществе. – Ред. ), или вообще быть немцем, – тогда карьера шла беспрепятственно – помогали. Система блата и тогда работала на всю катушку. Но Самодержец Всероссийский, который мог дать дворянство и отнять его, разжаловать в солдаты или произвести в генералы, дать звание купца 1-й гильдии или «произвести» в ссыльные крестьяне куда-нибудь на Колыму – мог сделать все, что угодно в социальном плане, но изменить то, что Денис Давыдов был русским , и перевести его в немцы – было выше его сил.

О чем это говорит, спрашиваю я вас? Это говорит о том, что мы здесь сталкиваемся с явлением природы, которое, очевидно, как таковоеи должно изучаться. В противном случае мы пришли бы к такому количеству противоречий – и логических внутри систем, и фактических при изучении действительности, – что фактически само народоведение потеряло бы смысл и повод для того, чтобы им заниматься.