Юваль Харари - Homo Deus. Краткая история будущего

В талмудическом предании рассказывается, как теленок, которого вели на бойню, вырвался и прибежал за защитой к раввину Иехуде ха-Наси, одному из основателей раввинизма. Теленок зарылся мордой в просторные одежды рабби и заплакал. Но тот оттолкнул его со словами: «Иди. Ты был для этого создан». Поскольку рабби не проявил сострадания, Бог покарал его тяжелой болезнью, продолжавшейся тринадцать лет. В один прекрасный день слуга, убиравшийся в доме раввина, нашел новорожденных крысят и стал их выметать. Рабби Иехуда кинулся спасать беспомощных крошек, приказывая слуге остановиться, ибо «благ Господь ко всем, и щедроты Его – на всех делах Его» (Пс., 144: 9). Поскольку рабби «был благ» к этим крысятам, Господь «был благ» к рабби и исцелил его [93] Talmud Bavli, Bava Metzia, 85:71. .

Другие религии, особенно джайнизм, буддизм и индуизм, проявляют к животным еще больше сочувствия. Они делают упор на связи людей со всей остальной экосистемой, и их первейшая моральная заповедь – не причинять смерти любому живому существу. В то время как библейское «Не убий» относилось только к человеку, древний индийский принцип ахимса (ненасилие) распространяется на всю чувствующую природу. Особенно щепетильны в этом отношении монахи-джайны. Они всегда закрывают рот белой повязкой, чтобы случайно со вдохом не проглотить какую-нибудь мошку, и ни на миг не расстаются с метелкой, которой осторожно смахивают со своего пути муравьев и жучков [94] Christopher Chapple, Nonviolence to Animals, Earth and Self in Asian Tr a dit i on s (New York: State University of New York Press, 1993); Panchor Prime, Hinduism and Ecology: Seeds of Truth (London: Cassell, 1992); Christopher Key Chapple, ‘Te Living Cosmos of Jainism: A Traditional Science Grounded in Environmental Ethics’, Daedalus 130:4 (2001), 207–224; Norm Phelps, The Great Compassion: Buddhism and Animal Rights (New York: Lantern Books, 2004); Damien Keown, Buddhist Ethics: A Very Short Introduction (Oxford: Oxford University Press, 2005), ch. 3; Kimberley Patton and Paul Waldau, ed., A Communion of Subjects: Animals in Religion, Science and Ethics (New York: Columbia University Press, 2006), esp. 179–250; Pragati Sahni, Environmental Ethics in Buddhism: A Virtues Approach (New York: Routledge, 2008); Lisa Kemmerer and Anthony J. Nocella II, ed., Call to Compassion: Refections on Animal Advocacy from the World’s Religions (New York: Lantern, 2011), esp. 15–103; Lisa Kemmerer, Animals and World Religions (Oxford: Oxford University Press, 2012), esp. 56–126; Irina Aristarkhova, ‘Tou Shall Not Harm All Living Beings: Feminism, Jainism and Animals’, Hypatia 27:3 (2012): 636–650; Eva de Clercq, ‘Karman and Compassion: Animals in the Jain Universal History’, Religions of South Asia 7 (2013): 141–157. .

Тем не менее все аграрные религии – не исключая джайнизма, буддизма и индуизма – исхитрялись оправдывать первенство человека и использование им если не мяса, то молока и мускульной силы домашних животных. Они сходились в том, что естественная иерархия живых существ дает людям право подчинять и использовать в своих нуждах других животных при соблюдении людьми определенных ограничений. Индуизм, например, объявлял священными коров и запрещал употреблять в пищу говядину, но при этом полностью оправдывал производство молока, ссылаясь на то, что коровы – щедрые создания и жаждут поделиться своим молоком с человечеством.

Так люди заключили аграрную сделку. В соответствии с этим соглашением космические силы дали человеку власть над другими животными на условии выполнения им определенных обязательств по отношению к богам, природе и самим животным. Верить в наличие такого космического договора было легко, поскольку он отражал реалии жизни земледельца и скотовода.

Охотники-собиратели не ощущали себя высшими существами, так как знать не знали о своем влиянии на экосистему. Типичный клан из нескольких десятков сородичей существовал в окружении тысяч диких зверей, не понимая и не уважая повадки которых выжить было нельзя. Охотникам приходилось постоянно спрашивать себя, о чем думает олень и что замышляет лев. Иначе они не могли бы ни охотиться на оленя, ни избежать пасти льва.

Мир земледельцев и скотоводов, напротив, создавался и регулировался человеческими мыслями и стремлениями.

Люди по-прежнему страдали от стихийных бедствий вроде ураганов и землетрясений, но гораздо меньше зависели от желаний домашних животных. Крестьянский мальчик рано выучивался скакать на лошади, запрягать буйвола, хлестать упрямого осла и пасти овец. Соблазнительно легко было верить, что эта рутинная деятельность отвечает либо естественному порядку вещей, либо воле небес.

Словом, аграрная революция была также экономической и религиозной революцией. Новый тип экономических отношений возник в связке с новым типом религиозных верований, которые оправдывали жестокую эксплуатацию животных. Этот древний процесс можно наблюдать даже в наши дни, когда последние оставшиеся сообщества охотников-собирателей переключаются на сельское хозяйство. В последние годы племя наяка из Южной Индии освоило некоторые сельскохозяйственные практики, такие как разведение скота, кур, выращивание чая. Неудивительно, что они переняли и новое отношение к домашним животным (и растениям): совсем не такое, как к диким.