Владимир Обручев - От Кяхты до Кульджи. Путешествие в Центральную Азию и Китай

Невольно бросилось в глаза, что как среди взрослых и младших лам, так и среди молящихся было не мало лиц совсем не монгольского типа: прямой разрез глаз, мало выдающиеся скулы, прямые носы, даже с горбинкой, придавали этим лицам более приятный облик на взгляд европейца и заставляли думать, что многовековое соседство монголов и тангутов способствовало неоднократному смешению обеих рас. Один молодой лама мог быть даже назван красавцем, а среди женщин было несколько очень привлекательных лиц. Маленький гэгэн также имел не чисто монгольский тип, а князь Курлыкбейсе, как упомянуто выше, лицом совсем не походил на монгола.

Я не дождался конца ужина и ушел, провожаемый старшим ламой, который возобновил свои жалобы. Он надеялся, что я убедился в бедности монастыря, в отсутствии красивых статуй богов, заменяемых только нарисованными на бумаге жалкими изображениями их, в плохом качестве инструментов, в тесноте храма. Пришлось сообщить, что моя дорожная касса истощена, что я был вынужден продать князю Курлыкбейсе хорошее ружье, чтобы выручить деньги для оплаты проводников через владения тангутов, так что жертвовать на бедный храм в Дабасунгоби я ничего не могу. Лама, очевидно, не поверил моим словам, и мы расстались холодно.

На следующее утро обещанные и уже оплаченные три проводника долго не являлись. Пришлось послать монгола Абаши в кумирню, поторопить старшего ламу с отправкой его людей. Кстати я послал гэгэну небольшой подарок; к сожалению, у меня не было ни детской книжки с картинками, ни соответствующей его возрасту игрушки, и вришлось ограничиться жестянкой с русскими конфетами монпасье, оказавшейся еще в наличности.

Абаши вскоре вернулся и передал мне благодарность гэгэна, которому конфеты очень понравились.

— Но — прибавил монгол — я присоединил к вашему подарку кусочек серебра для старшего ламы, так как не годится при посещении монастыря не сделать хотя бы небольшое пожертвование на храм.

Таким образом добрый монгол счел нужным сгладить неприятное впечатление, которое произвела, по его мнению, моя скупость на почтенных лам.

Вскоре явились и три проводника, вооруженные фитильными ружьями и кривыми саблями, и наш караван направился на восток по унылой степи северной окраины Дабасунгоби, к отрогам Южно-Кукунорского хребта. Среди этих отрогов на одном из притоков р. Усыба мы заночевали, на следующий день пересекли еще несколько отрогов гор и притоков той же речки между ними и по левой вершине ее поднялись на плоский перевал Сагастэ через этот хребет, достигающий 3700 м абс. высоты. С нега открылся вид на обширную впадину, занятую синей гладью Кукунора, среди которой белели два небольшие острова. Наконецто мы увидели это голубое озеро (Куку — голубой, нор — озеро), которое знаменитый географ Гумбольдт считал расположенным в особом горном узле между Куэнлунем и Наньшанем и к берегам которого он мечтал добраться сначала через Россию, чему помешало нашествие Наполеона в 1812 г., а затем через Персию и Индию; ради этого Гумбольдт изучил даже персидский язык. Почти восемь недель мы затратили, чтобы достигнуть его берега вместо четырех, которые понадобились бы при выполнении первоначального плана.

Рис. 67. Тангутская черная палатка; внизу — вид снаружи, вверху и в середине — внутренность

Спустившись немного с перевала, мы поставили свои палатки рядом с стойбищем тангутов, по совету проводников, которые заявили, что эти разбойники никогда не нападут на караван, ночующий возле их жилищ и, так сказать, доверивший им свое благополучие.

Рис. 68. Домашний як (дикий отличается от него более длинной шерстью и более крупными рогами)

Мы впервые увидели этих кочевников, рассказами о которых нас пугали на всем пути от хр. Гумбольдта. Интересно было посмотреть на них поближе. Стойбище состояло из нескольких черных палаток, резко отличавшихся от монгольских юрт. Палатка тангутов и тибетцев сделана из грубой черной ткани, сотканной из шерсти яка; форма ее почти квадратная: крыша плоская, ее поддерживают внутренние колья и оттягивают веревки, также шерстяные, протянутые через наружные колья и прибитые маленькими колышками к земле (рис. 67). Высота палатки в рост человека. В крыше длинный вырез для света и выхода дыма; под этим вырезом находится сбитый из глины квадратный очаг, на котором варят в плоском котле чай и еду. Вокруг очага разостланы шкуры, на которых днем сидят, а ночью спят. Вдоль стен складывают запасы аргала и другого топлива в виде длинной стенки, на которой лежит платье, домашняя утварь, запасы провизии. Утварь состоит из чашек, глиняных горшков и кувшинов, деревянных кадушек и бурдюков для кислого и свежего молока, творога и масла; посудой служат также рога яков. Против входа в палатку у задней стенки небольшое возвышение с глиняными или металлическими статуэтками буддийских божеств.