Александр Никонов - Судьба цивилизатора. Теория и практика гибели империй

Кстати говоря, мне рассказывали, что подобные бои до сих случаются при разборках двух банд уголовников. Иногда вместо того чтобы устраивать перестрелку, бригады выставляют на бой двух крупных самцов — кто победит, того и правда.

И еще одна не менее важная деталь. У саванных приматов геронтократия, то есть власть в стае держат старшие по возрасту особи. А воюют приматы — детьми. В войске у них — сплошь молодые самцы. Сами патриархи-геронтократы предпочитают не воевать, они в центре. Война детьми — это видовой признак приматов. Он остался и у нас: по сей день наш вид призывает в войско детей: стукнуло парню 18 лет — изволь в армию. У кабанов, скажем, совсем не так. У них сражаются только секачи — матерые, здоровенные, седые самцы с желтыми клыками. А обезьяны посылают в бой более слабых — молодняк. Благородные звери, что тут скажешь…

Если два стада обезьян случайно встречаются на границе двух территорий, их вожаки важно проходят через строй своих войск, внимательно смотрят друг на друга, а потом, если граница не нарушена, пожимают друг другу руки, обнимаются — подтверждают мирный договор. За ними уже, по субординации, могут обняться подчиненные. Это обезьяний ритуал. И он тоже сохранился у нашего вида. Когда наши президенты, то есть лидеры территориальных образований, прилетают в гости друг к другу, они видят, что их встречают не барышни в национальных одеждах (что было бы приятно глазу), не кабинет министров, не семья президента, а почему-то всегда строй войск — почетный караул. Откуда тянется этот обычай? Оттуда, из далекой саванны. Ему сотни тысяч лет, просто никому никогда в голову не пришло его отменить… Причем по всем обезьяньим правилам сначала жмут руки друг другу и обнимаются лидеры, то есть самцы-доминанты, а уж потом — их свита, министры…

В общем, защита территории — это чисто видовая потребность. При этом любопытно, что зверь, вторгшийся на чужую территорию, инстинктивно, то есть автоматически, чувствует себя неправым. И это его сковывает, потому в животном мире чужака (даже более сильного физически) чаще всего побеждает хозяин территории: за ним моральная правота. У людей это порой принимает забавные формы. Например, спортивная статистика отмечает, что гости чаще проигрывают матчи хозяевам поля. Можно как угодно пытаться это объяснить — непривычное поле, чужие болельщики, долгий перелет, от которого за неделю не успели отдохнуть… но глубинная причина одна: на чужом поле играть неловко, неудобно. Объяснять этот ведущий к проигрышу дискомфорт логическими причинами бессмысленно, потому что он идет изнутри. Инстинкт тем и хорош, что действует непосредственно, минуя разум. А человеку уже постфактум остается чесать репу и пытаться объяснить самому себе: почему же я так поступил? Он даже не догадывается, какая миллионнолетняя программа в данный момент автоматически в нем сработала.

Почему, например, такую ненависть особи нашего вида испытывают именно к себе подобным? Наших природных врагов — змей, комаров, глистов, волков, тигров мы не ненавидим. Только свой вид вызывает столь острые эмоции. Почему христиане ненавидят еретиков больше, чем иноверцев? Почему Московская патриархия дружит с муллами и не любит католиков? Да потому что католики — родственный вид, латинская ересь… В природе именно малые отличия вызывают наибольшую неприязнь. Неприязнь к похожему — это природный механизм, смысл которого в том, что похожий на тебя — твой первый конкурент на экологическую нишу. Змея волку не конкурент, у них разные экологические ниши, разный тип питания. А вот шакал — да. Волк кроманьонцу не конкурент, а вот неандерталец — да. Homo homini lupus est.

Даже человеческая религиозность и та имеет в своей основе чисто животные инстинкты. Следите за мыслью… В основе любой религии лежит ритуал. А животные гораздо более ритуализированные создания, чем мы привыкли думать. Повторять удачные действия, не задумываясь об их смысле — один из приспособительных механизмов природы. Детеныши повторяют действия взрослых, чтобы научиться жить в этом мире. Взрослые животные упрямо повторяют те действия, которые однажды принесли им удачу. Дикий мир жесток, в нем от добра добра не ищут: если один раз ты перепрыгнул эту ветку, заскочил на ту, после чего тeбe повезло, значит, имеет смысл повторять удачные движения. Глядишь, опять будет добыча. В этом истоки бессмысленных дикарских табу и ритуалов. Дикарь слишком мало знает о мире, чтобы анализировать: вот это глупое действие, а это полезное. Он просто повторяет.