А. Степанов - Число и культура

Из подобного применения модели "догоняющего развития", кажется, несколько выпадает Япония, которой также пришлось настигать более "продвинутые" страны, но при этом она прошла лишь через две, а не три политические революции. Обе, вдобавок, произошли под давлением извне, т.е. за счет внешних, а не внутренних факторов. По сравнению с другими носителями стабильной парадигмы двух революций (Британия, Нидерланды, США), азиатской Японии длительное время недоставало собственного адаптивного потенциала. Однако она в полной мере приобрела его после двух революций, пусть и "навязанных", и закрепления их итогов под надзором "кураторов" из США. На фоне других азиатских стран Япония продемонстрировала более высокую внутреннюю мобильность (если вновь прибегнуть к естественнонаучным ассоциациям, то одни вещества, диамагнетики, уменьшают внешнее магнитное поле, другие же, ферромагнетики, его усиливают. Т.е. характер реакции зависит от собственных качеств системы, и Япония, по всей видимости, относится ко второму классу, способствуя утверждению мирового либерального климата).

Третий язык, позволяющий пролить свет на причины разного количества революций в относительно развитых государствах: "малого" (двух) и "большого" (трех и более), – также хорошо известен. Это противопоставление морских и континентальных стран или, по терминологии геополитиков начала ХХ в., талассократий и теллурократий. На паттерне двух революций удалось удержаться Британии, США, Нидерландам, Японии, т.е классическим морским государствам. Япония, которая не всегда в прошлом пользовалась преимуществами своего островного положения и отдавала предпочтение автаркической изоляции, сначала отставала от западных – европейских и американских – лидеров. Но все же она раньше других на азиатском континенте подключилась к мировой магистрали прогресса и выглядит, несомненно, "талассократией". Согласно точке зрения П.Савицкого, б? льшая внутренняя подвижность и, соответственно, выход талассократических стран в лидеры в рамках индустриальной эпохи объективны. Морская торговля – это не только открытость, возможность использовать достижения самых разных государств, но и свободный выбор партнеров. Превалирующая торговля по суше, напротив, в значительной степени привязана к соседям, которые даны от рождения. Указанное обстоятельство особенно существенно на ранних этапах индустриализации, когда сухопутные коммуникации были неразвиты (навигация же по рекам ограничивает грузоподъемность судов и, следовательно, увеличивает себестоимость перевозок); тогда как морские изначально – "плыви, куда хочешь". То же относится и к выбору не только экономических, но и политических партнеров и сателлитов: так, практически чисто континентальная Германия прусских времен – Фридрих I, Фридрих II и далее – сосредоточивает внешнеполитические заботы на "округлении" (abrund) своих территорий, в то время как более "продвинутые" страны энергично захватывают заморские колонии. На этом отрезке индустриализации происходят первые политические революции. Свободный выбор партнеров, их комбинаторный перебор и позитивный расчет своих выгод оказывают глубокое влияние на коллективную психологию: читатель вправе вспомнить о существенности комбинаторных операций, в частности, в процессе идентификации и самоидентификации, формирования политических структур, см. гл. 1.

На то, что важны именно последние факторы, а не море как таковое, указывает прецедент Швейцарии. Эта страна пережила лишь две бифуркации: 1) долгую войну за независимость от имперских Габсбургов, международное признание – в 1648 г., по Вестфальскому миру и 2) ожесточенную борьбу между Зондербундом и Конкордатом семи в 1830 – 40-е гг., в результате которой в 1848 г. принимается Конституция ("за образец которой была взята американская" [236]), и Швейцария из непрочного союза кантонов превращается в единое союзное государство (в целях более тесного экономического сотрудничества кантонов отменена местная таможня, введены единая валюта – швейцарский франк, единые меры длины и веса). Швейцария с ее двумя революциями является устойчиво либеральной страной, что, на первый взгляд, противоречит ее физически континентальному положению. Во многих отношениях Швейцария действительно уникальна. Пребывая в "ничейной зоне" между двумя противоборствующими великими державами – Австрией и Францией – историческая Швейцария обладала заметной "свободой рук". Гранича почти со всеми ведущими странами,(13) она располагала и свободой выбора торговых партнеров (настолько полной свободой, что не прерывала экономических контактов со всеми сторонами и во время войн между ними). Швейцария – своеобразная "сухопутная морская держава", до сих пор остающаяся "политическим островом", не входящая даже в ООН; статус одного из мировых финансовых центров лишь подчеркивает сопутствующую "универсальность". По отношению к Швейцарии справедливо и сказанное ниже о государствах морских, но, конечно, нужно иметь в виду, что данный пример – исключение, обязанное уникальному сочетанию обстоятельств. Однако вернемся к действительно морским государствам.