Геннадий Разумов - Глобос

Старион с мальчиком тоже вошли в здание. Они поднялись на лифте к выходу на крышу и оказались в открытом сверху просторном круглом зале, сплошь уставленном стойками с длинными тубусами-окулярами. Каждый такой наблюдательный прибор был толстым видеокабелем подключен к большому общему Главному радиотелескопу, нацеленному на клубящиеся над головой темные облака. Именно на полдень сегодняшнего дня выпадал этот редкий случай счастливого совпадения наибольшей близости Земли к Глобосу и обещанного Бюро прогнозов разрыва облаков в этом районе планеты.

Возле индивидуальных телескопических устройств толпились группы людей, в основном пожилых. Это были бывшие рабочие, инженеры, строители, монтажники – эмигранты первой волны, основавшие когда-то эту далекую колонию. Они еще помнили, как пахнут весной липы Подмосковья и как стучит дождь-проливняга по крышам Лондона. Они давно не виделись и теперь, встретившись, обменивались рукопожатиями, хлопали друг друга по плечу, обнимались и целовались. Потом подходили к накрытым для них столикам и брали себе кто чашку кофе, кто кружку пива. Громкий гул голосов заглушал размеренный стук больших настенных часов, обратным счетом показывавших, сколько еще осталось минут до Того момента.

Еще издали Старион увидел своих старых друзей и направился к ним, таща за руку недовольного внука. Но тот тоже заметил своих сверстников, крутившихся возле игровых автоматов, среди них были и его одноклассники.

– Деда, – повеселел Мальчион, – можно я пойду поиграю с ребятами?

– Хорошо, но только так, чтобы я тебя видел. Далеко не уходи.

Мальчик быстро убежал, а Старион, присоединившись к группе пожилых колонистов и тут же погрузился в дружескую атмосферу легкого трепа, в котором обсуждение последних новостей беспорядочно перемешивалось с воспоминаниями о прошлом и спорами о предстоящих выборах в Совет колонии. Чем больше проходило времени, тем все чаще друзья отрывались от беседы, с нетерпением поглядывали на стенные часы и всматривались в облака над головой.

Наконец часовые стрелки начисто выстригли циферблат и соединились на цифре «12». Шум в зале почти совсем стих, группы говорунов распались, и каждый из них приблизился к своему наблюдательному прибору. Воцарилась тишина, прерываемая лишь редкими глухими покашливаниями.

Шло время. Первые быстрые минуты сложились в недолгую пятиминутку, а та сначала неторопливо, а потом все медленнее и медленнее стала подтягиваться к десяти, потом к двадцати и тридцати длинным и нудным минутам ожидания. Задрав головы, люди пристально, до боли в глазах, всматривались в плотную тьму облаков, с тревогой и надеждой выискивая в их черноте хоть какую-нибудь прогалинку.

– Глядите, глядите, – зазвучали вдруг чьи-то взволнованные голоса, – вон там на юге, смотрите! Кажется, там появился просвет!

Все бросились к наблюдательным приборам, прильнули к окулярам. Но сразу же в разных концах зала холодным душем посыпались отрезвляющие объяснения:

– Ничего это не просвет – просто след от луча телескопного прожектора.

Снова потянулись они, эти нудные минуты томительного ожидания. Только через час щелкнул динамик громкоговорителя, и на большом экране, где должно было появиться долгожданное изображение пейзажа с Земли, возникло крупное усатое лицо директора Бюро прогнозов. Оно было очень хмурым и очень озабоченным.

– Я вынужден всех нас огорчить, – сказал директор, нервно перебирая лежавшие перед ним бумаги. – Наш долгосрочный прогноз погоды в этом районе планеты оказался неверным. Он основывался на уверенности в образовании здесь газовой воронки с центробежными силами растягивания. Они должны были разорвать облачный слой атмосферы, создать окно для визуальных исследований и прямых оптических наблюдений. Но, увы, этого не произошло. Неожиданно с северо-запада сюда передвинулись большие массы газов, сформировавших обширный устойчивый циклон с плотной малоподвижной облачностью.

Мертвая тишина нависла над головой. Глухая тягостная тишина. Грусть, печаль. Лишь тихий шепот-ропот слабой волной прокатился по притихшему залу. Вслед за этим все зашевелились, заохали, заахали, откуда-то донеслось женское всхлипывание.

– Я так надеялась на встречу с дочкой, – заплакал старушечий голос, – хотела внуков увидеть, могилу мужа, свой дом родной.

Эти причитания перекрыл сердитый мужской бас:

– Что за дела такие? Почему ошиблись, почему просчитались, недоглядели? Чем раньше думали?