На севере использовали другие методы, но результаты оказались столь же неубедительны; да что я говорю — они были равны нулю, что касается благотворного воздействия, и катастрофическими с точки зрения человечности, потому что сегодня индейцы, по крайней мере испанские, усиленно размножаются; они даже трансформировали кровь своих победителей, которые тем самым опустились до их уровня, между тем как краснокожие Соединенных Штатов не выдержали англосаксонского натиска и почти вымерли. Оставшиеся умирают каждый день и уходят из жизни такими же нецивилизованными и не приспособленными к цивилизации, как и их отцы.
В Океании ситуация такая же: всюду происходит уменьшение численности аборигенов. Иногда удается вырвать у них из рук оружие, помешать им вредить прогрессу, но они не меняются. Всюду, где хозяйничают европейцы, местные племена не поедают друг друга; их самих пожирает водка — единственное, что они восприняли от цивилизаторов. Наконец, на земле есть две системы правления, созданные чуждыми нам расами по нашим образцам: одна функционирует на Сандвичевых островах, другая — в Сан-Доминго. Знакомство с этими двумя государствами окончательно подтверждает бесплодность любых попыток внушить любому народу институты, которые не подсказывает ему его собственный гений.
На Сандвичевых островах создана блестящая представительская система. Там есть верхняя и нижняя палаты, есть министерство, которое управляет страной, есть король, который царствует — словом, там есть все. Но все это — не более чем декорация. Приводными колесами этой машины является корпус миссионеров-протестантов. Без них король, пэры и депутаты не смогли бы прожить и дня. Только миссионеры выдвигают идеи и воплощают их либо благодаря доверию у неофитов, либо, если это необходимо, угрозами. Однако я подозреваю, что если бы у миссионеров не было других исполнителей их воли, кроме короля и обеих палат, им бы пришлось, в силу неспособности своих учеников, принять более активное и непосредственное, а следовательно, явное участие в делах государства. Чтобы избежать этого, они придумали министерство, составленное из европейцев. Таким образом делаются дела и решаются вопросы между протестантской миссией и ее агентами, все же остальное — только декорация.
Что касается короля Камеамеа III, он представляется мне принцем крови. Сам он отказался делать татуировку на своем лице, и, хотя еще не убедил своих придворных поступить так же, он испытывает законное удовлетворение от того, что на их лбах и щеках теперь начертаны не очень яркие рисунки. Основная часть народа, в том числе сельская верхушка, упорно продолжает цепляться за старые традиции. Тем не менее по многим причинам на Сандвичевы острова каждый день прибывает все больше европейцев. Соседство с Калифорнией делает гавайское королевство притягательным местом для вездесущей энергии наших наций. Бывшие китобои и матросы военного флота больше не являются единственными представителями белой расы: сюда стекаются торговцы, спекулянты, авантюристы всех мастей, строят дома и обосновываются прочно. Коренная раса понемногу смешивается с пришельцами и исчезает. Возможно, на смену представительному и независимому правительству скоро придет простая администрация, представляющая какую-нибудь крупную иностранную державу, но в чем я не сомневаюсь, так это в том, что чужие институты окончательно утвердятся в этой стране, и по законам синхронизма этот день ознаменует полный крах местной расы.
Сан-Доминго — абсолютно независимая страна. Здесь нет миссионеров, осуществляющих скрытую и абсолютную власть, нет иностранного министерства, пропитанного европейским духом, — все находится в руках местного населения. Испаноязычная часть этого населения состоит из мулатов, и я не буду вести о них речь. Эти люди, по-видимому, худо-бедно копируют самые поверхностные признаки нашей цивилизации: как все метисы, они стремятся влиться в ту ветвь своей генеалогии, которая представляется им наиболее почетной; поэтому они до некоторой степени способны перенять и практиковать наши обычаи. Так что перейдем сразу к обитателям гор, которые отделяют доминиканскую республику от государства Гаити.
Здесь мы встретимся с обществом, чьи институты не только похожи на наши, но и основаны на самых последних достижениях нашей политической мудрости. Все, что в течение шестидесяти лет самый изысканный либерализм провозглашал в ассамблеях Европы, все, что смогли написать самые ярые приверженцы независимости и достоинства человека — все декларации прав и принципов, — нашло отклик на берегах Артибонита. В законах не осталось ничего африканского, из умов официально стерлись воспоминания о хамитской родине, а в официальном языке не осталось от нее никаких следов; я повторяю, что местные институты — совершенно европейские по форме. Теперь посмотрим, как они приспособились к местным нравам.
Читать дальше