Еще раз подчеркну: любое загрязнение локально. На одной помойке ртуть, на другой — диоксин. Поэтому и бороться с загрязнением надо на локальном уровне. Но в том-то и дело, что локальная борьба — это не задача для глобальной бюрократии. США вернули чистоту своим городам без всякого ООН. Китай вернул чистое небо над Пекином без всякого ООН. Поэтому глобальная бюрократия придумала регулировать что-то глобальное. То, что есть везде. Поэтому Киотский протокол регулирует выбросы СО2, а не свинца.
Но в том-то и дело, что химическое соединение, которое есть везде, не может быть ядовитым. Оно встроено в биосферу Земли. СО2 — основа жизни на земле. Мы состоим из СО2, переработанного растениями или теми, кто эти растения съел.
Наш нос не может унюхать СО2 не потому, что тот не пахнет вообще. Очень возможно, что если бы мы дышали фтором, то чуждый для нас СО2 мы могли бы унюхать. У нас нет рецепторов для распознавания СО2 именно потому, что он не является маркером.
Поэтому если вы слышите, как СО2, газ, которым питаются растения и который мы выдыхаем, газ, которым газируют минералку и в котором в супермаркетах держат продукты, называют «антропогенным загрязнителем», вы можете смело рассмеяться и уйти.
Этот «антропогенный загрязнитель» вместе с сероводородом, метаном и аммиаком составлял атмосферу Земли за 4,5 млрд лет до появления на ней человека и до сих пор составляет одну из основ жизни.
Об изменении окружающей среды
Человек отличается от животных тем, что он изменяет окружающую среду.
Люди, которые считают, что человек жил в гармонии с природой до изобретения двигателя внутренного сгорания, путают человека с макакой. Человек рыл каналы, выжигал леса, пас стада, занимался подсечно-огневым земледелием и своей деятельностью всегда нарушал существовавшую до него экосистему, создавая на ее месте свою, ему удобную.
Иногда это приводило к катастрофам. Это вполне понятно. Возможность мыслить — это и возможность ошибаться. А возможность изменять окружающую среду — это и возможность ее уничтожить. В XIII веке войска Чингисхана уничтожили сложную оросительную систему Афганистана, основанную на использовании подземных каналов — кяризов, и превратили страну цветущих долин и богатых городов, которую до Чингисхана завоевывал каждый, в страну бесплодных пустынь и пустынных гор, которую после Чингисхана завоевать не мог никто. В ХХ веке жители плодородного Гаити, не имея электричества, вырубили на дрова все леса, и любой ливень приводит к оползням, в которых гибнут тысячи людей.
Очень важно понять две вещи.
Во-первых, катастрофическое воздействие человека на природу всегда было локально. Оттого, что монголы уничтожили экологию Афганистана, в Квебеке ничего не переменилось.
Во-вторых, это катастрофическое воздействие никак не связано с уровнем цивилизации . Гаитяне устроили экологическую катастрофу не из-за высокого уровня развития, а из-за отсутствия такового. Пустыни Ближнего Востока и леса Латинской Америки скрывают руины культур, погибших в том числе из-за экологических катастроф. Вероятность экологической катастрофы куда вероятней в неразвитом обществе, чем в развитом, и ГПЗ в Астрахани засоряет небо куда больше, чем химический комплекс в Людвигсхаффене.
В-третьих, по мере развития цивилизации мы сжигаем все меньше и меньше углерода на единицу энергии. На протяжении тысячелетий основным источником тепла для человечества служило дерево, в котором на десять атомов углерода приходится один атом водорода. Когда мы сжигаем природный газ, мы сжигаем топливо, в котором на один атом углерода приходится четыре атома водорода. Майкл Крайтон, автор The State of Fear, в одной из своих речей ехидно заметил, что этот тренд декарбонизации действует с начала XIX века и что здесь, как и в других аналогичных случаях, авторы искусственно создаваемой панической идеологии пытаются представить давно существующую тенденцию как свою заслугу. Если человечество захочет вернуться к путям своих предков, сохраняя существующий уровень энергопотребления, оно не только вырубит все леса, но и выпустит в атмосферу куда больше СО2, чем сейчас.
Для того чтобы бороться с загрязнением окружающей среды — надо бороться с фенолами и сточными водами, диоксидом серы и тяжелыми металлами. Не надо бороться против СО2, который мы пьем с газировкой.
Это как с правами рабочих: для того чтобы бороться за 8-часовой рабочий день, надо бороться за 8-часовой рабочий день. Не надо бороться за диктатуру пролетариата. Как показывает опыт, борьба за диктатуру пролетариата не приводит к улучшению жизни трудящихся. Она приводит к необъятной власти тех, кто возглавил борьбу. Это и есть первый признак тоталитарной идеологии — когда вам врут, причем нагло, о том, против чего вы боретесь.
Читать дальше