Фридрих Лист - Национальная система политической экономии

Ганзейские города основывали свою торговлю не на производстве и потреблении, не на земледелии и промышленности той страны, которая была отечеством купцов. Они не заботились поддерживать земледелие в своем отечестве, между тем земледелие чужих стран вследствие их торговли значительно возвысилось; они находили более удобным покупать фабричные произведения в Бельгии, нежели основывать фабрики в своей собственной стране; они оказали влияние на развитие земледелия в Польше, овцеводства в Англии, железного производства в Швеции и фабрик в Бельгии. Они целые века делали то, что теоретики нашего времени советуют делать нациям: они покупали товары там, где их можно было купить дешевле всего. Но когда страны, в которых они покупали, и те, в которых они продавали, закрыли для них свои рынки, оказалось, что их собственное земледелие и собственная фабрично-заводская промышленность не сделали настолько значительных успехов, чтобы их огромные капиталы могли найти здесь применение; эти капиталы перешли в Голландию и Англию и увеличили промышленность, богатство и могущество их врагов. Разительное доказательство того, что частная промышленность, предоставленная самой себе, не всегда обеспечивает стране благосостояние и могущество.

Преследуя исключительно материальные цели, ганзейские города совершенно пренебрегли своими политическими интересами. Во время своего могущества они, казалось, вовсе не имели связи с немецким государством. Этим недальновидным, самолюбивым и надменным гражданам льстило то, что за ними ухаживают князья, короли и императоры и что они разыгрывают роль господ на море. А как легко было бы им во время их морского могущества вместе с нижненемецкими городскими союзами образовать сильную нижнюю палату, создать противовес немецкой аристократии, достигнуть национального объединения при посредстве императорской власти, объединить под одним национальным знаменем все берега от Дюнкиркена до Риги и этим способом добиться и поддержать верховенство германской нации в промышленности, торговле и морском могуществе. Напротив, аристократия делала все, чтобы довести до конца их унижение. Внутренние города мало-помалу подпали совершенно под власть князей, а у городов приморских слабела их взаимная связь.

Всех этих ошибок избежала Англия. Там мореходство и внешняя торговля находили прочную опору в земледелии и промышленности страны; там развивались внутренние сношения в правильном соответствии с внешними и индивидуальная свобода не наносила ущерба национальному единству и национальному могуществу; там в солидарности и в единении счастливо уживались интересы короны, аристократии и народа.

Если принять во внимание эти исторические явления, то неужели возможно будет утверждать, что англичане в состоянии были так широко развить свою фабрично-заводскую промышленность или овладеть безмерно широкой торговлей и приобрести такое преобладание в морском могуществе помимо той политики, которую они преследовали? Нет, убеждение, что англичане достигли современного торгового могущества не посредством своей торговой политики, а помимо ее, кажется нам одним из величайших заблуждений нашего столетия. Если бы англичане весь порядок вещей предоставляли самому себе, последовали бы принципу laissez passez, как рекомендует господствующая школа, купцы Штальгофа до сих пор действовали бы в Лондоне, бельгийцы до сих пор занимались бы производством сукна для Англии; Англия до сих пор была бы пастбищем для ганзейских овец, как Португалия вследствие хитрости лукавого дипломата сделалась английским виноградником и оставалась такой до последнего времени. Более чем вероятно, что Англия без своей торговой политики никогда бы не достигла той степени гражданской свободы, какой она пользуется в настоящее время, так как эта свобода — дочь промышленности и богатства.

После таких исторических соображений нельзя не удивляться, что Адам Смит не дал себе труда проследить промышленную и коммерческую борьбу Ганзы с Англией с начала ее возникновения до конца. Некоторые, однако, места его книги достаточно доказывают, что причины упадка Ганзы и следствия его не были ему известны.

«Купец, — говорит он, — в своих интересах не связан ни с какою страною в отдельности. Для него почти безразлично, откуда ведет он свое торговое предприятие; ничтожной причины к неудовольствию достаточно для того, чтобы он перешел из одной страны в другую и перевел с собою свои капиталы, а вместе с ними и ту отрасль промышленности, которой его капиталы дают жизнь. Никакая часть этих капиталов не может считаться принадлежностью какой-либо отдельной страны до тех пор, пока они не будут, так сказать, приращены к земле в виде сооружений и т. д. От огромных богатств, которыми должны были владеть ганзейские города, не осталось и следов, кроме кое-каких сведений в туманных хрониках XIII и XIV столетий; теперь невозможно даже указать на те места, где некоторые из них находились, или сказать, каким городам принадлежат те латинские имена, которые приписываются им хрониками»30.