Корделия Файн - Тестостерон Рекс. Мифы и правда о гендерном сознании

Проясню, мораль всего этого – не демонстрация, что люди похожи на канадских песочников, палочников или шимпанзе. Вывод не в том, что начальницы подавляют овуляцию девушек-интернов, и это не предупреждение, что некий первобытный инстинкт толкает женщин, работающих в детских садах, убить вашего малыша, а может, даже и съесть. И я определенно не говорю, что половые различия в репродуктивных ролях не имеют никаких последствий. Скорее, я хотела показать невероятное многообразие половых ролей в царстве животных: у разных видов биологический пол определяется размером гаметы, но это, в свою очередь, не определяет условия спаривания или родительскую заботу 53. Это означает, что, если мы ставим под вопрос популярный, вдохновленный Бейтменом взгляд на половые отношения человека, из этого еще не следует, что мы пытаемся изъять человечество из-под действия фундаментальных законов, которые применимы к каждому животному.

Но не менее важно, даже внутри вида, что биологический пол не обязательно предписывает фиксированный шаблон того, как достичь важной задачи размножения. Самки полевых сверчков, например, очень состязательны, когда еды мало, предположительно потому, что самцы снабжают их питательной спермой. Однако когда вокруг много пыльцы, которую они очень любят, они возвращаются к более “традиционному”, избирательному подходу 54. Кто бы мог предположить, что пыльца обладает силой менять половую природу? Или возьмите рыбу двухпятнистого бычка, вид, в котором соотношение доступных самцов к самкам быстро меняется в течение всего нескольких месяцев, так как самцы вымирают от напряженного спаривания, родительства и тяжкой жизни в целом. Опять-таки это изменение среды значимо влияет на спаривание. “В начале сезона самцы агрессивно состязаются друг с другом за партнерш и очень активны в ухаживаниях, а в конце сезона самки… становятся ведущим полом” 55. Есть еще птица лесная завирушка. В книге, посвященной ее повадкам, зоолог Ник Дейвис из Кембриджского университета замечает, что в середине XIX века преподобный орнитолог-любитель “поощрял своих прихожан жить скромно, как завирушка”. Но как

Дейвис сообщает в своих полевых исследованиях, завирушка лесная отличается “странным половым поведением и необычайно разнообразной схемой спаривания” 56. В зависимости от таких факторов, как размер территории самки и насколько боевые качества самца и самки соответствуют друг другу, завирушки могут устанавливать удивительно разнообразные половые отношения: моногамию, одна самка и два самца, один самец и две самки, две самки, делящие двух самцов 57. Как весело замечает Дейвис, если бы паства преподобного любителя птичек “последовала его совету, приход погрузился бы в хаос” 58.

Словом, даже в пределах одного вида биологический пол не обязательно определяет стратегии спаривания, которые могут “различаться в зависимости от времени и пространства и гибко меняться как функции экологических и социальных факторов”, заключают шведские биологи Малин А-Кинг и Ингрид Анешьё 59. Родительская забота, замечают они, не столь вариабельна. Но даже она может порой меняться у одного вида. Например, в некоторых стаях японских макак взрослые самцы защищают, носят и причесывают детенышей одного и двух лет. Но самцы из других стай, живущих в других уголках страны, выказывают меньше родительской заботы, а то и вовсе никакой 60. Даже когда дело доходит до чего-то столь фундаментального, как спаривание, влияние пола более гибкое и неопределенное, чем мы могли бы предположить – к этому мы вернемся во второй части книги.

Итак, с чем это нас оставляет? В эволюционной биологии тема полового отбора пребывает в удивительном состоянии суматохи; эмпирические открытия переворачивают общепринятые факты с ног на голову, а благодаря концептуальным переменам долго принимавшиеся предположения вылетают в трубу. Мужчина с “мазерати” – увлекательный феномен, заслуживающий изучения, это точно. Но является ли он биологическим эквивалентом большерогого оленя, а его идеальная роскошная машина – аналогом переливающегося, биологически экстравагантного хвоста павлина, – это еще предстоит выяснить.

Из всех услышанных мной историй о родах мне особенно нравится одна, рассказанная женщиной (назовем ее Лили) из группы мамочек, в которой я состою. История Лили начинается вполне обычно. Она чувствовала себя изможденной, ее тошнило в первом триместре, потом она объедалась следующие три месяца, когда происходил основной рост и развитие зародыша, и потом снова была уставшей в третьем триместре, когда эмбрион заканчивал свое развитие. Наконец, у Лили рано начались схватки. Не ужасающе рано, но это вызвало неудобство, так как ее партнер был за рубежом, в США, по работе. Приземлившись в Мельбурне как раз вовремя после бессонных двадцати двух часов полета, волнуясь за Лили и нерожденного ребенка, он поспешил в больницу и был направлен в палату, где подходили к финалу ее роды. Он бросился к ней, но в состоянии утомления, увидев на полу лужицу крови, он с позывами рвоты упал на ее постель. Лили с силой его оттолкнула.