Камиль Фламмарион - Дома с привидениями

И тогда еще более остро встает вопрос о необходимости свободного и независимого в своих суждениях арбитра.

Значение явлений, о которых идет речь, очень, велико, ибо они свидетельствуют о наличии у человека невероятных и пока еще не изученных способностей, каковые в обычном состоянии практически НИКЕ' не проявляются, но зато могут проявиться ярчайшим образом, когда человек будет пребывать в состояния которое мы назовем экстраординарным, ненормальным, необычным.

В каждом из нас есть некое неведомое "я", которое может оказывать прямое воздействие на материю, поднимать вверх одной силой своей воли некое чужеродное тело, как если бы это было его собственное тело, пронзить взглядом непрозрачную материю, являющуюся некой преградой, и улавливать на расстоянии невысказанные вслух мысли другого "я".

Если бы обычный, нормальный человек сумел научиться управлять своими внутренними силами до такой степени, что мог бы в любое время по желанию применять свои способности, которые сейчас проявляются у него лишь в гипнотическом состоянии, то тогда бы его собственное тело стало чем-то второстепенным. Разумеется, в сознании человека оно по-прежнему оставалось бы необходимым вместилищем его индивидуальности, но человеческое "я" могло бы тогда управлять не только этим телом, но и другими телами; и человеческая душа перестала бы быть душой лишь конкретного человека, но стала бы душой всех созданий и вещей, всего сущего, в той зоне, где она могла бы распространить свое влияние; и если бы она могла распространить свое влияние на всю Вселенную, она бы стала душой всего мира".

Жан Жорес был человеком абсолютно свободным и независимым в своих суждениях. Он был на редкость прозорлив, умел видеть далеко, и для него такие феномены, как левитация, действия на расстоянии, телепатия, ясновидение, были реальными явлениями, которые должны были помочь нам очень многое понять в устройстве мироздания. Он считал, что человеческая душа является частицей мировой души.

Пятая стихия, о которой мы только что говорили, скрывает за непроницаемой для обычного человеческого взгляда завесой огромное количество разумных невидимых существ, не раз и не два проявлявших себя в различных случаях, о коих шла речь в этой работе. Наблюдатели, свидетели этих событий — люди нормальные, в трезвом уме и здравой памяти, они и на деле являются свидетелями, наблюдателями, а не актерами в низкопробных комедиях.

Ну как объяснить, к примеру, точность стрельбы на улице Нуайе, как не наличием невидимых стрелков?

Как объяснить, что кресло вдруг переместилось к двери и встало так, чтобы ее было невозможно открыть? А каким образом ключ выскочил из замка и ударил по руке ту особу, что хотела отворить дверь? А почему освященные медальоны были сняты с дверей и окон, куда их поместили в качестве защиты от нечистой силы? Кто их снял, если не невидимки?

Все эти феномены — проявления неких мыслящих сил, либо посторонних для людей из мира живых, либо присущих им самим, но проявляющихся только при раздвоении сознания экспериментатора… Однако неоспоримым фактом является именно то, что они дают о себе знать различными действиями…

Исследуемые нами феномены являются результатом и следствием вечного всеобщего движения, вселенского динамизма, о котором нам дают весьма неполное представление известные нам пять чувств. Я уже писал в работе "Lumen", что в природе существуют и другие способы общения с внешним миром, другие способы восприятия, нежели известные человеку зрение, осязание, обоняние и т. д.

Я хотел бы познакомить вас с историей, рассказанной в 1905 году Шарлем Рише одному из моих друзей:

"Однажды я пригласил к себе в Каркерайн своих друзей, профессоров Уильяма Джеймса и Майерза, психологов, чтобы они отдохнули и провели серию опытов с участием очень интересного медиума, некой миссис Томсон. Я телеграфировал в Ниццу моему другу господину Мутоннье, приглашая и его присоединиться к моим английским друзьям, ибо знал, что эти исследования его страшно интересовали. Но так как сам я задержался в Париже по делам, господин Мутоннье не решился в мое отсутствие отправиться в Каркеранн, а уехал с женой в Монако. Мисс Томсон, ничего об этом, кстати, не знавшая (ибо ее, естественно, никто об этом не извещал), в свой черед немного задержалась на Ривьере. И вот она, совершая прогулку по парку в Монако, вдруг обратила внимание на сидевших на скамейке супругов с маленькой собачкой. Миссис Томсон была поражена, когда поняла, что мысли сего господина занимает знакомое ей слово "Каркеранн". Несмотря на свою природную робость, она решила