Триверс отталкивался от утверждения Уильямса и Гамильтона, что чистый общественный альтруизм — желание принести пользу группе или виду за свой счет — вряд ли может возникнуть среди неродственников, потому что в таком случае велика вероятность появления мошенников, пользующихся добрыми делами других, не давая ничего взамен. Но, как я уже упоминал, Триверс показал, что умеренный взаимный альтруизм может эволюционировать. Стороны, которые помогают тем, кто помогает им, и избегают или наказывают тех, кто не отвечает добром на добро, будут получать выгоды от обмена и превзойдут индивидуалистов, обманщиков и чистых альтруистов [44] Axelrod, 1984; Dawkins, 1976/1989; Ridley, 1997; Trivers, 1971.
. У людей есть все необходимое для взаимного альтруизма. Они запоминают индивидуальные особенности каждого (возможно, с помощью специально предназначенных для этого областей мозга), у них наметанный глаз и прочная память на мошенников [45] Cosmides & Tooby, 1992; Frank, Gilovich, & Regan, 1993; Gigerenzer & Hug, 1992; Kanwisher & Moscovitch, 2000; Mealey, Daood, & Krage, 1996.
. Люди испытывают моралистические эмоции — симпатию, сочувствие, благодарность, вину, стыд и гнев (поразительно, но в компьютерных симуляциях и математических моделях именно в них воплощаются стратегии взаимного альтруизма). Эксперименты подтвердили предположение, что люди наиболее склонны помогать незнакомцам, когда это не сопряжено с большими издержками, когда незнакомец в беде и когда он готов оказать ответную услугу [46] Yinon & Dovrat, 1987.
. Нам нравятся люди, которые оказывают услуги нам и нашим близким, мы чувствуем себя виноватыми, отказывая в посильной для нас помощи, и наказываем тех, кто не желает отвечать добром на добро [47] Gaulin & McBurney, 2001, pp. 329–338; Haidt, in press; Trivers, 1971, pp. 49–54.
.
Принцип взаимности относится не только к парным обменным операциям, но и к вкладу в общественное благо, например: охота на животных, которые слишком велики для того, чтобы съесть их в одиночку, строительство маяка, который оберегает корабли всех судовладельцев, совместное нападение на соседей или защита от их атак. Внутренняя проблема общественного блага описана в басне Эзопа «Кто повесит колокольчик на кота?». Домашние мыши решили, что, если кот будет носить на шее колокольчик, звон которого предупреждает о его приближении, это пойдет на пользу всем, но ни одна мышка не пожелала рисковать жизнью и здоровьем, выполняя опасную миссию. Готовность повесить колокольчик коту на шею — в смысле внести вклад в общее дело — тем не менее способна развиться, при условии что она сопровождается готовностью награждать тех, кто взваливает бремя на свои плечи, или наказывать желающих переложить ответственность на других [48] Fehr & Gächter, 2000; Gintis, 2000; Price, Cosmides, & Tooby, 2002.
.
Трагедия взаимного альтруизма в том, что готовность идти на жертвы в пользу неродственников не может не сопровождаться неприятными эмоциями вроде тревоги, недоверия, вины, стыда и гнева. Как сказал журналист Мэтт Ридли в своем обзоре, посвященном эволюции сотрудничества:
Взаимность висит как дамоклов меч над головой каждого человека. «Он пригласил меня на вечеринку, только чтобы я написал хороший отзыв о его книге. Они приходили к нам на обед дважды, но нас ни разу к себе не пригласили. Как он мог так поступить после всего, что я для него сделал? Если ты сделаешь это для меня, я тебе потом отплачу. Что я сделал, чтобы заслужить такое? Ты должен мне». Обязательство, долг, одолжение, торг, контракт, обмен, сделка… Наш язык и наша жизнь буквально пронизаны идеями взаимного обмена [49] Ridley, 1997, p. 84.
.
Исследования альтруизма, проведенные поведенческими экономистами, позволили лучше понять, что это за дамоклов меч, показав, что люди не аморальные эгоисты, какими их видит классическая экономическая теория, но и не коммуналисты из утопических фантазий, чей девиз «Один за всех и все за одного». В экспериментальной игре «Ультиматум», например, один из участников получает крупную сумму денег и должен разделить ее между собой и вторым участником, а его партнер по игре имеет право взять предложенное или отказаться. Если он отказывается, никто не получает ни цента. Если бы люди были аморальными эгоистами, первый игрок оставил бы себе львиную долю денег; второй принял бы оставшиеся жалкие крохи, потому что это уже лучше, чем ничего. Но в действительности тот, кто делит, как правило, предлагает почти половину всей суммы, а его партнер отказывается от своей доли, если она намного меньше половины, хотя отвергать такое предложение назло — значит лишить выгоды обоих участников. Похоже, принимающая сторона руководствуется чувством справедливого гнева и наказывает эгоистичного партнера, а тот, предвидя подобный поворот событий, делает предложение достаточно щедрое, чтобы оно было принято. Результаты второго варианта этого эксперимента доказывают, что первый игрок так щедр именно потому, что опасается враждебной реакции. В игре, которая называется «Диктатор», получатель денег имеет право разделить их как угодно, а второй никак не может на это повлиять. Не опасаясь ответных мер, игрок делает гораздо менее выгодное предложение. И все же оно щедрее, чем в принципе могло бы быть, потому что тот, кто делит деньги, опасается, что приобретет репутацию скупца, которая может навредить ему в дальнейшем. А это мы знаем из результатов игры «Двойной слепой диктатор», в которой предложения от нескольких игроков анонимны и ни респондент, ни экспериментатор не знают, кто сколько предложил. В этом варианте уровень щедрости резко падает; бо́льшая часть участников оставляет все себе [50] Fehr & Gächter, 2000; Gaulin & McBurney, 2001, pp. 333–335.
.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу