Джон Мэк: Встречи с пришельцами

16

задаваясь вопросом, впишутся ли мои данные в существующую систему мировоззрения. Позднее я сам увижу, что обнаружил, и пойму, позволяет ли собранная информация выстроить какую-либо теорию. В своих исследованиях я руководствовался именно этим принципом.

Когда ко мне обращается похищенный - по направлению уфологических организаций, коллегипсихиатра или по собственной инициативе, узнав обо мне из средств массовой информации, - я первым долгом объявляю, что вижу в нем партнера по исследованиям. Похищенные знают, что я занимаюсь исследованием феномена встреч с пришельцами, но я объясняю, что для меня важнее всего их здоровье и благополучие. В минувшие три с половиной года сформировался общий подход к каждому случаю, методологический и практический. Методология исследований развивается и до сих пор, претерпевая изменения.

Курс исследования и лечения открывается беседой, которая занимает полтора - два часа. Во время этой встречи я выясняю обстоятельства, связанные с феноменом похищения, и как можно больше узнаю о пациенте и его семье. Иногда я дополнительно опрашиваю родственников, среди которых также попадаются испытавшие.

Нередко похищенные могут многое вспомнить сознательно, без помощи гипноза. Например, один девятнадцатилетний юноша в первую же беседу вспомнил мелкие подробности похищения, произошедшего с ним в четырехлетнем возрасте. Он с тревогой рассказывал, как серые пришельцы средь бела дня забрали его со двора перед домом, где он играл, и доставили на космический корабль. Юноша детально описал НЛО, имевший форму тарелки, а также существ, которые там находились. На борту корабля он не мог двигаться. Его заставили лежать в кабине, подвергая облучению светом, напоминавшим лазер. С помощью инструмента цилиндрической формы у него взяли образец кожи. Затем его вернули на улицу, где находился его дом, и сказали; "Беги".

17

Похищенные часто признают, что с ними происходили события, которые хоть и выпали из поля их сознания, но при этом оказывают постоянное влияние на их повседневную жизнь. Сознавая, что эти события могут оказаться травматическими, а возвращение воспоминаний чревато новыми тревогами, большинство похищенных предпочитают прибегнуть к моей помощи, чтобы вспомнить пережитый опыт. По их мнению, лучше наяву столкнуться с тем, что случилось, нежели сознавать, что значительная часть духовной жизни, переживаний остается сокрытой. Их не пугает, что пережитые события могут быть очень болезненными.

Если привести человека в неординарное состояние, а для этого можно использовать даже такой простой метод, как релаксация, то это поможет разрушить стену, отгораживавшую часть его сознания, и разрядить травматическое воздействие события. Я и сам не понимаю, почему этот метод столь эффективен. Большинство похищенных, с которыми я работал, чрезвычайно легко впадают в неординарные состояния сознания, хотя, как показывают исследования прошлых лет, испытавшие не более подвержены действию гипноза, чем другие. Создается впечатление, будто изменение состояния сознания отражает первоначальные изменения, произошедшие в результате травматического эпизода. При этом сознание освобождается от ограничений, возникших при похищении.

Похищенные воспринимают эти ограничения как нечто гораздо более сильное, чем нормальные защитные механизмы, с помощью которых оберегает себя человеческая психика. Похищенные считают, что провал в памяти на девяносто процентов является результатом манипуляций, выполненных пришельцами, которые умеют включать или отключать сознание извне. По словам похищенных, пришельцы часто говорят, что люди не должны и не будут помнить происшедшее. Иногда похищенному объясняют, что отключение памяти - в его интересах. И действительно, когда речь идет о детях, спонтанное возвращение памяти о похищении оказывается для них

18

очень болезненным (см. Джерри, в главе 6). Некоторые похищенные, работая со мной, чувствуют, что они нарушают установки пришельцев; нередко испытавшие ощущают связь со своими похитителями, а иногда считают себя в некотором роде их союзниками. При этом я успокаиваю их, заверяя, что, насколько мне известно, возвращение памяти никогда не наносило вреда, если лечение проводилось надлежащим образом.

Когда испытавшие начинают вспоминать пережитое, их рассказ бывает вначале окрашен в трагические тона, причиняет боль, но позднее вызывает у них ощущение глубокой внутренней связи с встреченными пришельцами. Высказывалось предположение, что в данном случае проявляется известный "стокгольмский синдром", при котором заложник, отождествляя себя с похитителями, сочувствует им. В основе этого синдрома лежит подсознательное желание действовать в ситуации, когда человек на самом деле совершенно беспомощен. Я не могу опровергнуть эту гипотезу. Тем не менее мне кажется, что похищенные ощущают более глубокую и осмысленную общность с феноменом, к которому они оказались причастны.