Ричард Докинз - Рассказ предка

Многие лингвисты, хотя и вполне согласны принять версию о индоевропейском и других предковых языках равного ранга, сомневаются в возможности реконструировать столь древний язык как ностратический. Их профессиональный скептицизм укрепляет мой собственный, любительский скептицизм. Но нет сомнения, что все аналогичные методы триангуляции – различные методы, служащие для того, чтобы сравнивая современные организмы, восстанавливать течение эволюционной истории – могут использоваться, чтобы проникнуть в прошлое на сотни миллионов лет. Даже если бы у нас не было никаких окаменелостей, то комплексное сравнение современных животных позволило бы выполнить точную и правдоподобную реконструкцию их предков. Подобно тому, как лингвист проникает в прошлое к праиндоевропейскому языку, триангулируя от современных и уже восстановленных мертвых языков, мы можем сделать то же самое с современными организмами, сравнивая их внешние особенности, или их белки, или последовательности ДНК. Поскольку в мире накапливаются библиотеки последовательностей ДНК современных видов, надежность наших триангуляций увеличивается, особенно потому, что у текстов ДНК есть такой большой диапазон наложений.

Позвольте мне объяснять, что я подразумеваю под "диапазоном наложений". Даже в случае чрезвычайно дальних родственников, например людей и бактерий, большие участки ДНК все еще недвусмысленно напоминают друг друга. У очень близких родственников, таких как люди и шимпанзе, есть намного больше общей ДНК. Если Вы выбираете свои молекулы разумно, есть полный спектр строго возрастающих пропорций общей ДНК на всем протяжении между ними. Молекулы могут быть выбраны любые, покрывающие диапазон для их сравнения, начиная от далеких родственников, таких как люди и бактерии, и заканчивая такими кузенами, как два вида лягушек. Сходство между языками распознать тяжелее, кроме близких пар языков, таких как немецкий и голландский. Цепь рассуждений, которая приводит некоторых оптимистичных лингвистов к ностратическому языку, достаточно неубедительна, чтобы сделать ее звенья предметом скептицизма со стороны других лингвистов. Можно ли аналогично с триангуляцией к ностратическому языку применить этот метод для триангуляции, скажем, между ДНК людей и бактерий? Но у людей и бактерий есть некоторые гены, которые вообще едва изменились со времен общего предка, их аналога ностратического языка. И сам генетический код практически идентичен у всех видов и должен был быть тем же самым у их общих предков. Можно сказать, что подобие между немецким и голландским языком сравнимо с подобием между любой парой млекопитающих. ДНК человека и шимпанзе настолько подобны, что похожи на два немного различных акцента английского языка. Сходство между английским и японским языком или между испанским и баскским является настолько малым, что ни одна пара живых организмов не может быть выбрана для аналогии, не говоря уже о людях и бактериях. У людей и бактерий есть последовательности ДНК, которые настолько подобны, что целые абзацы слово в слово идентичны.

Я говорил об использовании последовательностей ДНК для триангуляции. В принципе этот метод применим и для явных морфологических характеристик, но в отсутствие молекулярной информации отдаленные предки столь же неуловимы, как ностратический язык. Для морфологических характеристик, как и для ДНК, мы полагаем, что особенности, характерные для многих потомков, вероятно, унаследованы (или, по крайней мере, немного более вероятно унаследованы, чем не унаследованы) от единого предка. У всех позвоночных животных есть спинной хребет, и мы предполагаем, что они унаследовали его (строго говоря, унаследовали гены для того, чтобы вырастить позвоночник) от отдаленного предка, который жил, как свидетельствуют окаменелости, более пятисот миллионов лет назад и также имел позвоночник. Именно этот вид морфологической триангуляции использовался, чтобы помочь представить внешний вид сопредка в этой книге. Я предпочел бы полагаться в более значительной степени на триангуляцию, используя саму ДНК, но наша способность предсказывать, как изменение в гене отразится на морфологии организма, неадекватна задаче.

Триангуляция еще более эффективна, если мы задействуем много видов. Но для этого мы нуждаемся в сложных методах, которые опираются на наличие точно построенного генеалогического дерева. Эти методы будут объяснены в "Рассказе Гиббона". Триангуляция также предоставляет возможность для вычисления даты любой эволюционной точки разветвления, которую Вы захотите. Это – "молекулярные часы". В нескольких словах, метод подсчитывает различия в молекулярных последовательностях между сохранившимися видами. У близких кузенов с недавними общими предками есть меньше несоответствий, чем у дальних родственников, возраст общего предка должен быть — или хочется на это надеяться — пропорциональным числу молекулярных несоответствий между их двумя потомками. Затем мы калибруем произвольную временную шкалу молекулярных часов, переводя ее в реальные годы, используя окаменелости с известными датами для нескольких ключевых точек ветвления, случайно оказавшихся в нашем распоряжении. На практике это не столь просто, и осложнения, трудности и связанные с этим споры займут эпилог к "Рассказу Онихофоры".