Джеймс Бёрк - Пинбол-эффект. От византийских мозаик до транзисторов и другие путешествия во времени

Берцелиус оставил еще один след в истории — определил новый химический элемент. Однажды неподалеку от железного рудника в Швеции он нашел камень непонятного состава. В основе его был вольфрам, но присутствовала еще примесь какого-то неизвестного минерала. Вместо того чтобы назвать его сведониум или берцелиум, как можно было бы ожидать, он дал ему имя церий 311 — 106 в честь недавно обнаруженного астероида. Это была занятная история — астероид обнаружили и тут же потеряли. Самое интересное заключалось в том, что первооткрыватель прекрасно знал, где искать, но астероид пропал. Еще в 1772 году директор берлинской обсерватории Иоганн Боде объявил о том, что существует математическая зависимость между интервалами, разделяющими орбиты планет Солнечной системы. В основе этой зависимости лежит числовой ряд: 0, 3, 6, 12, 24, 48, 96, 192. В случае каждой планеты предыдущее число этой последовательности умножалось на 2 и к произведению прибавлялось число 4. Таким образом было предсказано положение всех планет кроме Нептуна. Если верить этой зависимости, то в позиции 24 + 4 также должно находиться небесное тело. Однако там было пусто.

Ученые безуспешно бились над этой загадкой до тех пор, пока в 1801 году астероид Цереру не обнаружил Джузеппе Пьяцци, астроном из Палермской обсерватории на Сицилии. С воодушевлением он провел три наблюдения за новым объектом, а потом сильно заболел. Когда он поправился, небо было облачным и прояснилось только через несколько недель. Пьяцци вновь посмотрел в телескоп. Какова же была его досада, когда он обнаружил, что Цереры нет на месте. До болезни он наблюдал ее только на девять градусов ее орбиты, и этого было не достаточно, чтобы при помощи экстраполяции приблизительно вычислить ее новое положение. Исчезновение Цереры стало ударом для всего астрономического сообщества. Когда молодой гений математики из Германии, Фридрих Гаусс, объявил, что нашел способ обнаружить планету, все были, конечно, приятно удивлены, но настроены скептически. Тем не менее Гауссу действительно удалось высчитать положение Цереры на основе всего трех дней наблюдений, и ровно через год ее обнаружили именно там, где он указал. Это событие сделало Гаусса мировой знаменитостью, и он получил пост астронома в Гёттингенском университете (там до сих пор хранится его законсервированный мозг).

Гаусс был человеком разносторонним. Он, например, раньше Морзе придумал телеграф и увлекался странным древним языком, который приобрел популярность в среде немецких романтиков. Этим языком был санскрит 312 — 278 . Он привлек внимание западных ученых благодаря стараниям валлийского судьи сэра Уильяма Джонса, работавшего в Индии. Джонс был полиглотом и выучил иврит, латынь, греческий, французский, итальянский, арабский, португальский и испанский. Еще до своей поездки в Индию он опубликовал грамматику фарси. Прибыв в 1783 году в Калькутту, он познал прелесть санскрита. Как глубоко религиозный человек, Джонс был уверен, что однажды будет найдено историческое подтверждение всех библейских легенд. Санскрит распалил его интерес, поскольку мог быть языком Эдема. В 1784 году Джонс уже активно изучал его.

В 1786 году он взбудоражил общественное мнение сообщением о том, что санскрит является тем самым языком, от которого произошли все европейские наречия. Он установил связи между санскритом и греческим, латынью, кельтским, армянским и албанским. Как только Джонс опубликовал грамматику санскрита, им тут же увлеклись интеллектуалы Европы. В какой-то момент им заинтересовались немецкие ученые, и в том числе Гаусс. Отчасти интерес германцев к древности объяснялся веяниями романтизма и революционных настроений (после событий во Франции и Америке), которые раздули в Европе огонь национализма.

Благодаря романтизму механистический порядок старой картины мира уступал место индивидуализму и миру чувств. Частью этой тенденции был интерес к Средневековью и поиску исторических корней родной культуры. Немецкий мыслитель Иоганн Гердер выдвинул мистическую концепцию о древнем германском народе (volk), который он рассматривал не как политическую или экономическую единицу, а как фундаментальный культурный архетип, который стал прародителем германской расы и уникального национального характера немцев. Угрозой национальной идентичности тевтонцев были, по мнению Гердера, «наднациональные» идеи французского Просвещения. В призывах Гердера чувствуется жутковатое предзнаменование евгеники и теорий о чистоте расы — он говорил о необходимости сбросить ярмо французского философствования и заняться изучением собственного культурного наследия, выраженного в фольклоре.