Петр Толочко - Кочевые народы степей и Киевская Русь

Следуя средневековой церковной традиции, исчезновение и этих народов можно было бы объяснить Божьей карой, если бы мы не знали, что «виной» этому являлись оседлые народы. Грозные властители степей, покорявшие хлебопашцев, в конечном итоге оказывались жертвами своих жертв. В большинстве случаев они сгорали в ассимиляционном котле аборигенов; расселялись на их землях, перенимали их язык, культуру и веру. Разумеется, физически они не исчезали, но постепенно растворялись в массе оседлого населения. Исключение из этого правила представляют, пожалуй, только венгры, которым удалось сохранить на новых землях свой язык и свой этнос.

Этническое преимущество оседлых народов объясняется их органическим единством со своей землей. Многовековые, а быть может — и многотысячелетние традиции земледельцев закономерно оказывались сильнее периодически привносившихся в их жизнь традиций кочевого уклада. Оседая на землю, кочевники неизбежно оказывались во власти нового географического фактора и адаптировались к нему на основе опыта коренных народов. К тому же, последние, как правило, обладали собственным структурированным государством, которое также содействовало этнической интеграции его подданных.

Летописец, утверждавший, что авары не оставили «ни племени, ни наследка», был прав только наполовину. Племя действительно исчезло, но «наследок» его безусловно остался. Так же, как и тех племен, которые прошли вслед за аварами: хазаров, печенегов, торков, половцев, монголо-татар. Вливаясь в южную труппу восточнославянских племен, названные народы придавали им характерное этнографическое своеобразие. «Чорни брови, кари очи», воспетые в украинских песнях, несомненно являются результатом участия тюркоязычных племен в формировании южнорусского этноса. Память о степных пришельцах в восточнославянскую среду сохранилась также в названиях населенных пунктов (Печенеги, Казаровичи, Половецкое, Торчин, Каратуль, Ташань, Таганча, Кагарлык), речек (Корань, Ташлык, Тикич), в значительном количестве тюркизмов в древнерусском языке.

Этническое обогащение древнерусского народа за счет периодического вхождения в него групп кочевого населения сопровождалось также и определенными культурными приобретениями. Они заметны в военном деле, художественном ремесле, в одежде и других проявлениях материальной культуры, а также в устном народном творчестве.

Сказанное, разумеется, не дает оснований для утверждения о симбиозе славянорусской и кочевнической культур, но вполне убедительно свидетельствует о заметной роли тюркского этнокультурного элемента в формировании древнерусской этнической и культурной общности.

Пархоменко В. А. У истоков русской государственности (VIII–XI). Л., 1924. С. 69–71.

Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. М., 1992. С. 323–330.

Там же. С. 14, 339, 358.

Ключевский В. О. Курс русской истории. М., 1956. Т. 1.4. 1. С. 67.

Покровский М. Н. Русская история с древнейших времен. Л., 1924. Т. 1. С. 102–103.

Греков Б. Д. Киевская Русь и проблема генезиса русского феодализма у М. Н. Покровского // Историк-марксист. 1937. № 5/6. С. 73.

Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. С. 330.

Там же. С. 323, 370.

Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. С. 316.

Костомаров Н. И. Черты народной южнорусской истории // Исторические монографии и исследования. СПб., 1903. Т. 1.С. 112–114.

Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. С. 341–342.

Иордан. О происхождении и деяниях гетов М., 1960. С. 72.

Спицин А. Л. Древности антов // Сборник отделения русского языка и словесности АН СССР. М., 1928. С. 492–49

Мольнар Эрик. Проблемы этногенеза и древней истории венгерского народа // Studia Histories Academie Scientiarum Hungaricae. 13. Budapestini. 1955. C. 127.

Повесть временных лет. М.; Л., 1950. Ч. I. С. 14. (Далее: ПВЛ.)

Там же.

Plezia M. Greckie i łacińskie Zrodla do najstarszych drejow flowian. Wyd. 2. Poznan; Krakow, 1952.

Феофилакт Симокатта. История / Перевод С. П. Кондратьева. М., 1957. С. 178.

ПВЛ. Ч. 1. С. 210.

Коковцев П. К. Еврейско-хазарская переписка X в. Л., 1932. С. 32.