Ярослав Бутаков - Тайны древних миграций

В пользу локализации ИЕП в Европе, по мнению Трубачева, свидетельствует распространение древне-европейских гидронимов, которые исследователь считает праиндоевропейскими. Участков их концентрации три: в Северо-Западной Германии, в Прибалтике и в Средней Италии. Поскольку «кучность однородных… названий как раз характеризует зоны экспансии, колонизованные районы, а отнюдь не очаг возникновения», то «центр древнего индоевропейского этноса в Среднем Подунавье определяется… как бы векторным способом — примерно посередине между тремя крупными скоплениями… индоевропейских гидронимов… выступающих здесь как на периферии ареала».

Постулируемая же теорией Гамкрелидзе-Иванова «вторичная северо-понтийская прародина индоевропейцев Европы, пришедших сюда очень давно будто бы в результате миграции в обход Каспийского моря или через Кавказ, не объясняет образования древнеевропейской гидронимии. Ничего отдаленно напоминающего этот компактный ономастический ландшафт нет ни в Малой, пи в Большой Азии, хотя там его зафиксировали бы древнейшие письменные традиции. Компактный древнеиндо-европейский ономастический ареал мы находим только в Европе, и диагностическое значение этого факта трудно переоценить в вопросе древней локализации индоевропейцев».

В пользу концепции Трубачёва говорит учёт ею всей сложности и динамизма этнической истории. Трубачёв выдвигает ряд важных теоретических положений дня поиска прародины славян, которые точно так же применимы и к поиску ИЕП: «(1) Постулат территориально ограниченной прародины неудовлетворителен так же, как (2) унитаристский постулат якобы изначального без-диалектного праязыка… (3) праславянский — живой язык со всеми атрибутами сложности живого языка, (4) чисто славянская гидро- и топонимическая область нереальна, наряду со славянскими всегда присутствовали и неславянские элементы». Следовательно, невозможно найти и чисто индоевропейскую территорию в древности. К этим положениям автор концепции прибавляет ещё несовпадение границ археологических культур с границами этноса.

Внелингвистическая основа концепции Трубачёва — в отстаиваемом многими археологами представлении о непрерывности культурного развития Европы начиная с мезолита. Энеолитические и более поздние культуры Балкано-Дунайского региона, в том числе Винча, принадлежат индоевропейцам, что, однако, «не исключает отнесения сюда же территории Украины [трипольская культура. — Я.Б.] и, возможно, других соседних областей, как не исключает оно и присутствия неиндоевропейских элементов хотя бы в части этого ареала».

«Аргумент колеса» для локализации ИЕП на Ближнем Востоке не может быть решающим, так как свидетельства использования колёсного транспорта имеются и для Европы IV тысячелетия до н. э. С одомашниванием лошади это никак не связано, так как первым тягловым животным был, скорее всего, бык (вол).

Добавим от себя, что упадок цивилизации Винча, выразившийся, в частности, в утрате ею письменности, не обязательно был вызван внешними вторжениями. Это могли быть миграции внутри комплота этносов данной цивилизации. В гл. 7 мы привели пример упадка микенской цивилизации Древней Греции в результате вторжения дорийских племён. В эпоху складывания классов цивилизация представляла собой непрочное образование элитарного характера, которое могло быть разрушено вследствие внутренних потрясений. К социальным движениям, которые в те древние времена выражались только в форме миграций, когда, по классическому определению, «избыток населения давил на производительные силы» (любая миграция — это и есть, прежде всего, именно социальное движение!), могли приводить климатические изменения. Одно из таких изменений как раз и произошло в конце IV тысячелетия до н. э. и выражалось в похолодании.

Есть и у версии Трубачёва, как и у любой другой, свои спорные моменты. Не все лингвисты согласны с индоевропейским характером древнеевропейской гидронимии. Также не все признают тезис, будто «ни германские, ни славянские языки не хранят никаких следов индоевропейско-доиндоевропейского билингвизма». Есть целое направление в лингвистике, занимающееся (и небезуспешно) поисками доиндоевропейского субстрата в германских языках.

Наконец, если логически развить положение о несоответствии границ археологических культур этническим границам, то следует признать полную невозможность точно определить этническую принадлежность носителей всех культур, от/о которых не осталось письменных свидетельств! В этом случае любые реконструкции этнической истории будут иметь смысл только для той эпохи, когда уже имеется читаемая нами (хотя бы фонетически) письменность, которую мы можем отождествить с тем или иным известным языком. Любая попытка выйти за пределы этих хронологических рамок открывает безудержный простор фантазии, имеющей мало общего с наукой.