Вячеслав Маркин - Кропоткин

Первая статья начата с описания старинного Владимира, утопавшего тогда в вишневых садах. Затем молодой автор перешел к Нижегородской ярмарке, которую застал готовой к открытию. Это было важнейшее событие для вступающей на путь капиталистического развития Российской империи. Ярмарка расположилась на стрелке между Волгой и устьем впадающей в нее Оки. В этом месте — множество судов, целый лес мачт, а вокруг несметное число нищих, привлеченных ярмаркой. На мосту через Волгу была слышна песня, «более похожая на стон», как записал он в дневнике. Ее пели гребцы проходившего по реке судна. Унылая песня помогала бурлакам грести в такт, но Кропоткину она показалась «чем-то диким, возмущающим душу, наводящим грустную думу, бессильную злобу, желчную задумчивость». Из Нижнего он поплыл на пароходе «Купец» по Волге и Каме и утром 31 июля прибыл в Казань. Вид Волги под заходящим солнцем напомнил ему детские годы, село Никольское с речкой Сереной: «Да, Никольское дорого по воспоминаниям детства, а оно, как и всякое детство, не было безотрадным при всей гадости, которая окружала меня». Вспоминал он в дневнике и Лидию, «милое создание», но все реже и реже…

«Купец» вошел в Каму. На всех остановках любознательный пассажир из Петербурга выходил на берег. Его интересовало всё — ведь он корреспондент «Современной летописи»! В Елабуге, например, обратило на себя внимание множество огней в поле. Оказалось, местные жители занимались кустарным обжигом гипса, в изобилии встречающегося в береговых обрывах, для получения алебастра. Сарапул был знаменит тогда как город сапожников, и Кропоткин заглянул в их мастерские. В Перми его встретили «невыносимая тишина и безлюдье». «Это затишье, — отметил в своей первой корреспонденции Кропоткин, — нарушается подчас только звоном цепей… партии ссыльных останавливаются довольно долго для поверок, расчетов и т. п.; а потому, кроме проходящих партий, часто встречаются здешние арестанты, которые в больших ушатах несут щи для проходящих… С барабанным боем и прочими атрибутами проезжает мимо окон известная колесница со столбом и привязанным к нему преступником… В Перми это никогда не делается утром, а в 12 часов, в торговый день». Это было первое знакомство Кропоткина с каторжно-ссыльной Сибирью.

Здесь пришлось пересесть в тарантас и покатить по выстланному крупными плоскими камнями «шоссе», на котором, как предупредил ямщик, «все зубы выколотишь». И вот первая в его жизни встреча с горами. Пересекая Урал, будущий исследователь орографии Сибири записал в дневнике: «Целый день тащились по горам. Горы и леса… Наконец, вдали показалась главная цепь гор: синеватою грядою тянулась она перед глазами. Огромные леса покрывали ее…»

— А вот, ваше сиятельство, памятник какой-то, что ли? — спросил денщик Петров, калужский крестьянин, сопровождавший князя в его путешествии.

— Да это Уральский хребет, — спокойно пояснил ямщик.

На перевале у дороги стоял столб из светло-серого мрамора, на одной стороне которого виднелась надпись «Европа», на другой — «Азия». Кропоткин зарисовал в дневнике изображение этого пограничного столба с окружающей его оградой и избушкой сторожа. Началось путешествие в Сибирь, которую лишь мельком увидел великий Гумбольдт в 1829 году — и жалел об этом до конца жизни.

Переезд в Азию был воспринят Кропоткиным как значительное событие, хотя оставалось проехать совсем еще европейский Екатеринбург: «…город живущий и живучий. Он не заглохнет, ему смело можно предсказать хорошую будущность, особенно когда приведется в исполнение сибирская железная дорога, которая, конечно, не минует его». А пока он записывает в дневнике: «Белые колокольни на горизонте; впереди пологие спуски восточного склона, кругом невообразимые леса… Мы въехали в Азию физическую».

И вот первое письмо «На пути в Восточную Сибирь». Оно датировано 6 августа 1862 года. Его географическая привязка — Кама, Пермь… Всего две страницы журнального формата заняла эта корреспонденция Кропоткина в «Современной летописи». Ею начата была серия, название которой сменилось вскоре на другое — «Из Восточной Сибири». Двадцать три письма образовали своеобразный цикл. Это был непрерывный отчет о движении в Иркутск и пребывании в далеких сибирских краях. Из этих порой наивных, но чаще удивительно глубоких для совсем еще молодого человека очерков становится ясно, что в 1862 году Урал пересек человек, вглядевшийся в Сибирь внимательным взглядом и увидевший необыкновенные ее богатства и великое будущее.