Маргарита Павлова: Эротизм без берегов

Каждый борется наедине со своим полом. Я думал, что это случайность, что они наконец соединятся во мне в одном цветке, но теперь я знаю, что я исключение, урод и что они никогда в жизни не сольются и не станут святыми…

Вот мой мистер Хайд и моя вина перед Вами…

Иногда в моей душе живет глубокая смута и отчаянье. Когда их нет — я их никогда не вспоминаю.

Милая, дорогая Маргарита Васильевна, я думал, что я не должен говорить об этом, что я не должен никогда причинять Вам боли, что Вы никогда не должны знать, что у меня было в промежутке между нашими письмами, но теперь я вижу, что я должен принести Вам эту боль…

Вот…

Я не буду писать Вам до тех пор, пока не получу от Вас ответа на это письмо…

А может, Вы и совсем не ответите…» [39] ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3. Ед. хр. 107. Л. 43 об. — 44 об. .

Ожидая в душевном смятении отклика на эти признания [40] 9 июля Волошин писал Сабашниковой: «Я весь замер в ожидании приговора. <���…> Может, сегодня я не решился бы написать об этом. Но сказать нужно было, нужно. Лучше пусть будет все ясно. Но когда я думаю о том, что Вы, может, и не подадите м<���исте>ру Хайду руки…» (Там же. Л. 45). , Волошин с новой силой осознал неизбывность своего внутреннего раздвоения на Джекила и Хайда — раздвоения между Маргаритой-Джекилом и Вайолет-Хайдом, между возвышенной влюбленностью и земной страстью. 9 июля он записал: «Томление беспредельное. Днем огненная греза об В<���айоле>т <���…> И они обе живут во мне, и я могу примирить, допустить М<���аргариту> при W, но при М<���аргарите> В<���асильевне> не допускаю Wiolet»; 10 июля: «… эти дни образ и память Вайолет перебивают и смешиваются с М. В. в моем одиночестве» [41] Волошин М. История моей души. Указ. изд. С. 127–128. Ощущение того же внутреннего разлада Волошин сохранил и в последующие годы. А. К. Герцык в письме к сестре, Е. К. Герцык, приводит его доверительные признания (начало 1908 г.): «У меня <���…> трагическое раздвоение: когда меня влечет женщина, когда я духом близок ей и между нами возникает дружба — я не могу ее коснуться, мне кажется кощунством даже поцеловать руку той, кого я люблю. <���…> И с другой стороны — когда я физически приближаюсь к женщине — мне кажется оскорбительной самая возможность заговорить с ней и общаться духом» (Сестры Герцык. Письма / Сост. и коммент. Т. Н. Жуковской. СПб.; М., 2002. С. 180). .

Ответ Сабашниковой (письмо от 10 июля) свидетельствовал о ее готовности принять Волошина-Хайда; более того, она даже пыталась заверить своего корреспондента в том, что в этой ипостаси он ей более понятен и близок, чем в ипостаси идеального Джекила, что неправомерно причислять к «злому» началу те естественные чувства и склонности, в которых на свой лад отображается цельность и полнота личности. В подтексте ее увещеваний угадывалось: Волошин-Хайд — в том смысле, который приобрели стивенсоновские образы в их психологическом диспуте, — для нее притягательнее Волошина-Джекила; именно Хайда она готова вознаградить ответным чувством:

«Милый, милый Макс Александрович,

Я видела м<���исте>ра Хайда. Мне никогда никого не было так

жаль. За что? За что Вы так ужасно наказаны? Мне так больно…..

за Вас. Может быть, Вы сами не знаете, как Вы несчастны. За что Вы отвержены? Потому что Вы отверженный. Что это за проклятие тяготеет над Вами и не дает Вам причаститься великому таинству любви. Потому что это таинство — это цельное чувство. Это апофеоз человека, это солнце. Что одно без другого? Каждое отдельно мертво. У меня текут слезы. Как мне Вас жаль. О как мне Вас жаль. Я плачу над Вашим мертвым сердцем. Вы не знаете, как мне его жаль. <���…> Простите, простите меня, если я слишком грубо коснулась больного места; что Вы должны были вспомнить то, о чем Вам страшно вспоминать, о чем Вам незачем вспоминать. <���…> А я не жалею, что видела мистера Хайда; мистер Джикиль был слишком нечеловечен, и мне трудно было его понять. В человеке любишь его борьбу. Я Вас люблю теперь гораздо, гораздо больше, мой милый, мой бедный Макс Алексан<���дрович>» [42] ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3. Ед. хр. 1059. Л. 6–7. Цитаты из этого письма Волошин занес 12 июля в свой дневник (см.: Волошин М. История моей души. Указ. изд. С. 128). .

Получив письмо, Волошин сразу же отослал Сабашниковой (11 июля) всего несколько строк: «У меня нет слов… Моя душа слишком переполнена. Если б Вы знали, какое великое благословение сияет в моем сердце. <���…> Я могу теперь прямо смотреть Вам в глаза…» [43] ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3. Ед. хр. 107. Л. 46. Ср. запись Волошина от 12 июля: «Я тронут, у меня выступают слезы, когда я читаю письмо М. В. Там ни одного личного чувства, ни одного слова о себе. И потом сейчас же мысль со стороны: „Такого понимания не было раньше у людей. Это завоевание любви“. И мне вспоминается признание Вайолет» ( Волошин М. История моей души. Указ. изд. С. 129). , — а на следующий день отправил ей пространное послание, в котором в очередной раз пытался передать свои внутренние борения и разобраться в самом себе посредством стивенсоновских образов: