Эрих Мария Ремарк: Обетованная земля

Вывешивает Моне («Поле с маками») у оружейного магната.

Боссе (Грэфенберг) с Хиршем.

Идет в музей (Метрополитен). (Преодоление примитивного инстинкта собственника) (уже описано).

Блэк едет зимой в Париж, хочет быть первым, кто привезет оттуда в Америку картины.

Это будет год отчаяния. И год смерти. Год крушений. Надежда на иную, новую Германию рухнет. Кто так обороняется, тот отстаивает режим убийц.

Графиня пьет, чтобы умереть прежде, чем у нее кончатся деньги. — «Сердце — оно умирает и все никак не умрет».

Прибывает последний эмигрант.

Зубной врач (цементные зубы, зубы на случай бегства) напротив похоронного бюро (мертвец на кушетке).

Зоммер убил гестаповца (или Хирш), его арестовывают, когда он подает в Германии заявление о восстановлении своего старого паспорта, семь лет тюрьмы (судья: «Мы должны снова навести дисциплину» — во времена денацификационного сертификата). З. вешается.

Рут Танненбаум. Одна нога чуть короче другой.

Танненбаум приобретает у Блэка картину. Настаивает на комиссионных для Зоммера.

Кто-то, эмигрант в гостинице, болен; борется за жизнь (близкие все погибли), чтобы дожить до краха Германии.

Рыночные площади перед консульствами.

Ювелир Эрик Ротшильд, который всюду выходит сухим из воды.

Кармен.

М. Фиола: «Я осколок, в котором иногда отражается солнце».

«Ланский кодекс»: «Не жди сострадания. Никогда».

Цветочник из Каннобио.

Равич в больнице. Он его там навещает. «Вы все баловни судьбы! Чудом унесли ноги! Вам вообще следует молчать. Все болтовня. Бессмыслица.

Говорить должны только мертвые, но они не могут. Поэтому ничто никогда не изменится! А вы дышите, благодарите судьбу и помалкивайте».

Не следует слишком долго быть одному. Иначе одолевают сны и привидения.

Мария, Мойков и Зоммер какое-то время союзники поневоле (уже использовал!).

Продолжить линию Лахмана.

Хирш приходит в гостиницу. И Равич. Перемена мест. Равич получил письмо из Германии через Францию.

Нельзя терять дрожь спасенного (танец спасенного существа), когда жизнь смотрит на тебя со слезами на глазах — спасен! Когда все внове, и с небывалой интенсивностью — снова впервые ложка в руке, все заново даровано, завоевано — дыхание, свет, первый шаг, и ты не мертв, не окоченел, не угодил в концлагерь — нет, ты жив, свободен! Ежесекундно!

Противовес: свинец воспоминаний и т. д.

Борьба одного с другим, месть, справедливость, немой, может быть, даже мертв, слова, слова моего эгоизма — ибо какая может быть справедливость для того, кто умер? Никакой — только утверждение своего эго для того, кто еще жив.

Но как же все это втиснуто в параграфы и эгоизм, против всего трепетного, тлеющего, против жизни, которая еще теплится, часто почти угасая, она все еще здесь — как свеча, которую держишь двумя пальцами!

Окончательный расчет — это месть, справедливость только форма эгоизма — против всего, что еще цветет.

Расчет с моралью! Но не отрицание ли это также и всего того, что создано как закон (человеческий), отрицание ради нового эгоизма жизни?

Да. Но кто много выстрадал, тот, возможно, имеет на это право.

Размышления о Марии Фиоле. Она есть (будет) для него всем — другой стороной, которая медленно освещает ту, первую, но, возможно, первая все же победит…

Тот факт, что я во Франции убил человека, который хотел меня арестовать, странным образом только в том случае представлялся мне убийством, если я не сумею убить того человека, который убил моего отца.

Конец.

Он встречает убийцу своего отца. Хочет выстрелить туда же, куда тот стрелял, убивая отца. Появляется жена. Кричит. Тот блюет? Он уходит, думает, потом стреляет ему в живот. Бежит: никто его не преследует. Через год узнает, что убийца жив и выздоровел, правда, хромает. (Пишет ему: «Я вернусь!») Или: слышит, что убийца стал калекой просто от страха.

Размышляет, не вернуться ли ему в Нью-Йорк. Возможно.

Конец: Он умирает. Кончает с собой из-за отвращения к жизни. (Или история, как он находит того человека, того рвет; жена просит пощадить ради детей, хотя он и знает, что потом они на него донесут.)

Он убивает и весьма сложным образом приходит к тому, что он теперь тоже…

Или: он хочет убить, но не делает этого.

Тот, другой: да это ведь уже и не мы вовсе, любой человек за семь лет полностью обновляется, так что это был я, но это я прежний, но не теперешний.