Эрих Мария Ремарк - Обетованная земля

— Никогда! — повторил он снова. — Могу поклясться! Клянусь вам жизнью…

— Ваших нерожденных детей, — докончил я.

Реджинальд Блэк слегка опешил:

— И это я вам уже говорил?

Я кивнул:

— Да, господин Блэк. Но в самый подходящий момент. При покупателе. Это был замечательный экспромт.

— Старею, — сокрушенно вздохнул Блэк. Потом обернулся ко мне, усиленно жестикулируя. — А почему бы вам ее не купить? Вам я отдам по закупочной цене.

— Господин Блэк, вы не стареете, — заметил я. — Старые люди не позволяют себе таких жестоких шуток. У меня нет денег. Вы прекрасно знаете, сколько я зарабатываю.

— А если бы могли, купили бы?

На мгновение у меня даже дыхание перехватило.

— В ту же секунду, — ответил я.

— Чтобы сохранить у себя?

Я покачал головой:

— Чтобы перепродать.

Блэк смотрел на меня с нескрываемым разочарованием.

— Уж от вас-то я этого не ожидал, господин Зоммер.

— Я тоже, — ответил я. — К несчастью, мне в жизни надо уладить еще много более важных дел, прежде чем я смогу собирать картины.

Блэк кивнул.

— Я и сам не знаю, почему вас об этом спросил, — признался он немного погодя. — Не стоило этого делать. Такие вопросы только напрасно будоражат и ни к чему не ведут. Верно?

— Да, — согласился я. — Еще как верно.

— И все равно возьмите с собой этого Мане на ваш наблюдательный пост. В нем больше Парижа, чем в дюжине фотоальбомов.

«Да, ты будоражишь меня, — думал я, ставя маленькую картину на стул у себя в комнатке, возле окна, из которого открывался вид на мосты Нью-Йорка. — Ты будоражишь уже одной только мыслью о возможном возвращении, которую необдуманные слова Реджинальда Блэка пробудили во мне, как удар молотка по клавишам расстроенного пианино. Еще месяц назад все было ясно — моя цель, мои права, моя месть, мрак безвинности, орестовы хитросплетения вины и цепкая хватка эриний, охранявших мои воспоминания. Но как-то почти незаметно ко всему этому добавилось что-то еще, явно лишнее, ненужное, от чего, однако, уже невозможно было избавиться, что-то связанное с Парижем, надеждой и покоем, причем совсем с другим покоем, а не с тем кровавым, беспросветным покоем отмщения, который я только и мог вообразить себе прежде. Надо что-то любить, — сказал мне Блэк, — иначе мы пропадем. Но разве мы еще способны на это? Любить не от отчаяния, а обычно, со всею полнотой самоотдачи? Кто любит, тот не совсем пропащий человек, даже если он теряет то, что любит; что-то все равно останется — образ, отражение, пусть даже омраченное гневом, — останется негатив любви. Но разве мы еще способны на это?»

Я смотрел на узенький натюрморт с цветком и думал о совете Реджинальда Блэка. Обязательно нужно что-либо любить, поучал он меня, иначе ты не человек, а живой труп. А искусство — самый надежный объект любви. Оно не переменится, не разочарует, не сбежит. Разумеется, любить можно и самого себя, добавил он, покосившись в мою сторону, в конце концов, кому неведомо это чувство? Но тут ты одинок, а вот на пару с произведением искусства в качестве близнеца твоей души — совсем другое дело. Искусства в любой его форме — живописи, музыки, литературы.

Я встал и посмотрел в окно, на теплый желтый свет сентябрьского дня. Сколько мыслей — и все из-за одного необдуманного замечания! Я почувствовал на своем лице ласковое прикосновение солнца. Как там говорилось в восьмом параграфе «Ланского кодекса»: «Думай только о настоящем и его проблемах; будущее само обратит на себя внимание».

Я раскрыл каталог Сислея. Картина, которую Реджинальд Блэк собирался предложить Ласки, разумеется, находилась в основной части каталога, но, составляя экспликацию, я обнаружил эту работу и в каталоге парижского аукциона. Ее репродукция была там помещена даже на титульной странице.

Четверть часа спустя раздался звонок. Материалы я с собой, разумеется, брать не стал — это было бы преждевременно и дурным стилем. Я спустился вниз, выслушал указания Реджинальда Блэка, потом поднялся к себе, выждал минут пять и только после этого примаршировал уже с каталогами.

Госпожа Ласки была импозантной дамой. Сегодня на ней были изумруды. Значит, на продажу рассчитывать не стоило. Я разложил перед гостями каталоги один за другим. Глаза Блэка вспыхнули от удовольствия, когда он увидел титульную страницу. Он с гордостью показал его госпоже Ласки. Та слегка зевнула.

— Аукционный каталог, — пренебрежительно бросил ее супруг.

Я уже наперед знал, чего ждать дальше. Ласки были типичные клиенты-ворчуны, готовые опорочить что угодно, лишь бы сбить цену.