Павел Гуревич - Куда идешь, человек?

Кассирер, я думаю, безусловно, прав, когда оценивает последствия этого воззрения в последующем развитии философии. То, что казалось высшей привилегией человека, приобрело вид опасного искушения. То, что питало его гордость, стало величайшим унижением. Стоическое предписание: человек должен повиноваться своему внутреннему принципу, чтить этого «демона» внутри себя, стало рассматриваться как опасное идолопоклонство.

Кассирер не только прослеживает развитие этой традиции. Он пытается проанализировать проблему по существу. Есть такие вещи, рассуждает он, которые не поддаются какому бы то ни было логическому анализу из-за своей хрупкости и бесконечного разнообразия. И прежде всего это относится к человеческому сознанию. Именно природе человека (запомним эту мысль!) присущи богатство и утонченность, разнообразие и непостоянство.

Как бы предостерегая от современных аналогий человека с машиной, Кассирер отмечает: математика никогда не может стать инструментом истинного учения о человеке, философской антропологии. Смешно говорить о человеке как о геометрическом постулате. И далее: философу непозволительно конструировать искусственного человека — он должен описывать его таковым, каков он есть…

Не должно конструировать… А его, человека, изо всех сил конструируют. И вот что парадоксально. Пытаются расчленить, смоделировать самое уникальное человеческое свойство, в котором вроде бы коренится его тайна — сознание. К какому авторитету обратиться? Ну хотя бы к Станиславу Лему. Вот отрывок из его романа «Мир на земле».

«Итак, искусственный интеллект подешевел, а новые поколения вооружений дорожали в геометрической прогрессии… Но мысль об уменьшении солдата до размеров муравья в XX веке могла появиться лишь в области чистой фантазии. Ведь человека не рассредоточишь и не сократишь в масштабе! Поэтому подумывали о воинах-автоматах, имея в виду человекообразных роботов, хотя уже тогда это было анахронизмом. Ведь промышленность „обезлюживалась“, однако же роботы, заменявшие людей на заводских конвейерах, не были человекообразными. Они представляли собой увеличенные фрагменты человека: мозг с огромной стальной ладонью, мозг с глазами и кулаком…»

Ум рождает безумие, интеллект — деформацию сознания. И это человек разумный? Полно, да можно ли считать разум коренным и уникальным свойством человека? Не демонстрирует ли он врожденную неспособность к рациональности, к трезвости? Идеал рациональности, который на протяжении многих веков питал западноевропейскую философию, сегодня испытывает серьезные потрясения.

Многие люди ищут средство жизненной ориентации не в науке и интеллекте, а в мифе, грезе… Вспоминаю выразительную аллегорию. Люди идут друг за другом, положив руку на плечо. А впереди — слепец… Не стала ли глупость поводырем человечества? Кстати, в современной психологии все чаще возникает догадка: не стоит ли рассматривать шизофрению как норму сознания? Многие зарубежные специалисты, работающие в сфере так называемой гуманистической психологии, доказывают, что то сознание, которое мы считаем нормальным и которым мы повседневно руководствуемся, на самом деле патология…

Да что там психологи! Попробуем реконструировать критику разума, как она реализуется, например, у французских «новых философов». Именно разум, по их мнению, как способность человека к отвлечению от реальности, имел в европейской истории по крайней мере отягчающие обстоятельства. Во всеохватывающих системах мысли разум стал роковой силой. Способность человека расчленять, препарировать обернулась бедствием.

Пожалуй, лучше всего об этом сказано у поэта Максимилиана Волошина:

По удачному выражению поэта, природа, одурелая от пыток, под микроскопом выдала свои от века сокровеннейшие тайны… Но человек продолжал накладывать табу на все, что не сводилось к механизму: на откровенье, таинство, экстаз…