Епископ Варнава (Беляев) - Основы искусства святости

Чтобы понять всю силу этого ответа, нужно знать, как поступали и чувствовали в подобных случаях сами святые.

«Кто истинно смиренномудр, — говорит великий во отцах преп. Исаак Сирин, — тот, будучи обижен, не возмущается и не говорит ничего в свою защиту о том, в чем он обижен, но принимает клеветы, как истину, и не старается уверять людей, что он оклеветан, но просит прощения. Ибо иные добровольно навлекали на себя название блудных, не будучи таковыми 11; другие же терпели именование прелюбодеев, будучи далекими от прелюбодеяния, и слезами свидетельствовали, что несут на себе плод греха, которого не делали, и с плачем просили у

обидевших прощения в беззаконии, которого не совершали, когда душа их была

12

увенчана всякою чистотою и непорочностью . Иные же, чтобы не прославляли их за превосходные правила жизни, соблюдаемые ими втайне, представлялись в образе юродивых, быв растворены божественною солию и непоколебимы в своей тишине, так что на высоте совершенства своего святых ангелов имели провозвестниками своих доблестей 13. Ты думаешь о себе, что есть в тебе смирение. Но другие сами себя обвиняли; а ты, и другими обвиняемый, не переносишь сего и провозглашаешь себя смиренномудрым. Если хочешь узнать, смиренномудр ли ты, то испытай себя в сказанном: не приходишь ли в смятение, когда тебя обижают?» 14

Вышеуказанный пример с молодым монахом показывает, что последний приходит в смятение при обличении (хотя это и в тонкой форме сказывается, даже как будто смиренной с первого взгляда: «прости меня») и, следовательно, на самом деле горд.

Вот еще примеры болезненного самолюбия, не терпящего обличения, примеры, попавшие уже в курсы психиатрии.

-295-

«Даламбер [известный философ так называемой эпохи Просвещения и вдохновитель французской революции] и Менаж, — говорит Ломброзо 15, — спокойно переносившие самые мучительные операции, плакали от легких уколов критики. Лючио де Лансеваль смеялся, когда ему отрезали ногу, но не мог вынести резкой критики Жофруа».

Мне кажется, после этого уже нельзя говорить, хоть тому же Даламберу или его праправнукам, что монахи никуда негожие люди, ибо настоящие монахи от своих послушников требуют несравненно больше того, чего могут достичь прославленные философы.

После всего вышесказанного понятно, что всякому, кто еще не окончательно ослеп душою, хочется выбраться из этой ямы. Желание тем более законное, что пока гордость будет сидеть, как владычица на троне, в его душе, ему не только не освободиться от какой-либо страсти, но если бы он имел и какие добродетели, то неминуемо пришлось бы потерять их из-за ее яда.

Какими же способами можно задавить в себе эту ехидну? — Для этого предлагаются Иоанном Кассианом 16следующие средства.

• Смирение. Именно, нужно нам с искренним расположением сердца, считая себя хуже всех, изъявлять всем окружающим истинное смирение, заботясь, чтобы ни в чем их не обидеть или не оскорбить. Этого мы никак не возможем исполнить, если из любви ко Христу не будет утверждено в нас истинное самоотвержение.

• Самоотвержение. Оно состоит в оставлении пристрастия к своему имуществу и полной нестяжательности.

• Послушание. Требует от нас подчинения с простым сердцем, без всякого притворства, так, чтобы, кроме приказания своего начальника или духовного отца, вовсе не жила в нас никакая своя воля. Это может исполнить только тот, кто соблюдает следующие две заповеди:

• Быть мертвым для мира.

• Считать самого себя неразумным, глупым. Так что все, что ни прикажут ему старцы, он будет исполнять без всякого исследования, считая это священным и возвещенным от Бога.

Это уже залог спасения и непоколебимости душевной -296-

ни при каких скорбях и оскорблениях. Чтобы легче их было переносить, можно прибавить еще три правила.

• Всегда размышлять о страданиях нашего Господа и Его святых, думая, что наши скорби — ничто в сравнении с их.

• Постоянно помнить, что мы через малое время переселимся из нынешней жизни в мир иной и, если окажемся достойными, «будем соучастниками святых».

• Твердо держаться смирения по отношению к Богу, то есть сознавать, что, как бы ни велики были наши подвиги и добродетели, они — дар Божий, а сами по себе мы бы никак не могли их совершить. Лишь невидимая помощь Божия, постоянно действующая, дала нам возможность получить то, что мы имеем, если только мы действительно что-нибудь имеем, а не пустой то призрак обольщенной духом тщеславия души.