Ср.: «Для миллионов граждан России, ставшей советской, принадлежащих к свергнутым слоям, <���…> а шире — всех состоятельных людей, у которых было что отнять, — это означало преследования по принципу социального происхождения, характерные для всех революций. Большинство этих людей, отнесенных к категории „бывших“, было обречено на потерю фундаментального для человека признака — собственного места в мире. Эта тотальная утрата складывалась из двух основных компонентов: во-первых, из лишения своего дома, что означало потерю собственной социальной среды, той „ниши“, в которой они родились и нашли свое место в мире; во-вторых, из утраты правового статуса, традиционно выступавшего как выражение социальной защиты со стороны власти; отныне они оказались беззащитны перед любой угрозой, а власть вместо защиты только преследовала их за то, чем они непоправимо были — рожденными в „плохом“ классе» ( Черных А. Становление России советской: 20-е годы в зеркале социологии. М., 1998. С. 261).
Трудно не заметить перекличку с повестью М. Булгакова «Собачье сердце» (1925). где персонаж тоже «вообразил себя человеком». Хотя повесть была запрещена к публикации, известно, что Булгаков читал ее среди друзей, а Олеша в те месяцы бывал в доме Булгаковых.
«Гамлет» в самом деле исчез со столичных театральных подмостков почти на четверть века и вернулся (со знаменитыми спектаклями Г. Козинцева и Н. Охлопкова) лишь после смерти Сталина, накануне XX съезда партии, на исходе 1954 года. (См. изложение рассказа Пастернака об оценке Сталиным «Гамлета» как «упадочной пьесы», которую «не следует ставить вообще», в кн.: Берлин И. История свободы. Россия. М., 2001. С. 464–465.)
В последний раз перед исчезновением пьесы Шекспира из репертуара режиссерский проект постановки «Гамлета» обсуждался в конце марта 1931 года, именно в те дни, когда начинались репетиции «Списка благодеяний» (спектакль Н. Акимова вышел к зрителям 19 мая 1932 года). Но этот Гамлет был интриганом, алчущим власти, дерущимся за престол, то есть решался вне русской традиции прочтения, в определенном смысле не был Гамлетом вовсе. Стало быть, последним воплощением Гамлета на русской сцене, о котором не могли не помнить зрители мейерхольдовского спектакля, оставался Гамлет «невозвращенца» Михаила Чехова.
В конце 1920-х годов люди без специального образования, «от сохи» и «от станка», могли быть назначены на самые неожиданные высокие посты «в порядке выдвижения». Определяющими факторами становились социальное происхождение и безоговорочная лояльность кандидата. (Ср. приводимую в дневниках М. Пришвина запись о «вобле-выдвиженке».).
Ср. формулу М. Пришвина: «Революция — это грабеж личной судьбы человека» ( Пришвин М. Дневник писателя / Публ. Л. К. Рязановой // Октябрь. 1989. № 7. С. 179. Запись от 24 ноября 1930 года).
В литературе тех лет часты упоминания о «беспокойных» (либо «тревожных») глазах граждан нового мира. Эпитет передает нервозность, неустойчивость самоощущения человека, утратившего ясность представлений о мире и о своем будущем в нем.
Олеша вводит упоминание о реальном сражении: атаке Буденного у ст. Касторкой в ноябре 1919 г., незадолго до взятия Харькова частями Красной армии.
Шкловский В. О современной русской прозе // Шкловский В. Гамбургский счет. М., 1990. С. 194.
Берковский Н. Мейерхольд и смысловой спектакль // На литературном посту. 1929. № 1. С. 39–45.
А. Февральский вспоминал, что Мейерхольд приводил в театр Булгакова на собрание режиссерского факультета. По-видимому, переговоры между режиссером и драматургом шли по поводу «Бега», пьесы, которую Мейерхольд просил у Булгакова и которую, сточки зрения Булгакова, излишне реалистически, не ощущая авторской поэтики, репетировал МХАТ. См.: Февральский А. Записки ровесника века. М., 1976. С. 289.
Шкловский В. Конец барокко // Шкловский В. Гамбургский счет. С. 449.
Олеша Ю. Книга прощания. С. 25.
Замечу, что книгу о Мейерхольде от Олеши ждали. Одним из тех, кто подталкивал к ее сочинению, был уверен в органичности и необходимости рождения такой книга, был Вс. Вишневский. В письме к Олеше 19 февраля 1934 года он упрекал его: «<���…> живой Олеша о Мейерхольде и писатель Олеша о Мейерхольде. Какая же жалкая судьба у написанных Вами строк о том, кого Вы знаете так полно, о ком можете написать настоящее — достойное искусства» ( Вишневский Вс. Статьи. Дневники. Письма. М., 1961. С. 528).
Читать дальше