Виолетта Гудкова - Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

В одном из набросков есть монолог Татарова, обращенный к Леле: «Европу ничем не удивишь. Здесь Махно живет. Подумайте: Махно. На лице у него сабельный шрам. Стеклянные глаза. Этот человек собственно/ручно/ убил не меньше трехсот человек. Махно — подумайте. Легенда. А Париж даже не обращает на него внимания. А вы думали, что вы станете здесь — легендой» (Ф. 358. Оп. 2. Ед. хр. 76. Л. 45).

Числа «точного плана работы» относятся к марту 1930 года. См. наст. изд., глава 3.

Персонаж, пока что носящий фамилию Долгопятов, — это будущий Татаров, эмигрант-провокатор, соблазняющий Лелю прелестями европейской жизни. Гермафродит — будущий Улялюм.

Судя по тому, что упоминаются звенья сюжета, которых нет в известном тексте пьесы (съезд и оркестр безработных), записи могут относиться ко времени работы Олеши над «Списком благодеяний» в Ленинграде. Именно к середине марта 1930 года он надеялся окончить шлифовку вещи и прочесть ее Мейерхольду.

Имя персонажа (Марсель Тибо) отсылало, по-видимому, к имени известного французского писателя левой ориентации Роже Мартену дю Гару (1881–1958), автору романа-хроники «Семья Тибо». Из контаминации фамилии героя романа и несколько переиначенного имени его автора и появилось имя персонажа пьесы.

Определение жанра пьесы как «патетической мелодрамы» и новая сцена «У Татарова» появляются предположительно в апреле 1931 года.

Пьеса Б. Ромашова, соединившая в фабуле сколки с «Дней Турбиных» М. Булгакова и «Любови Яровой» К. Тренева одновременно. Семья адвоката и актрисы, застигнутая 1917 годом, сын-белогвардеец и дочь, уходящая к большевикам, а в последнем акте сын, загадочным образом вернувшийся из эмиграции в Россию, становится еще и диверсантом-вредителем. Премьера «Огненного моста» состоялась в Малом театре 28 февраля 1929 года.

Стихотворение «О, волшебная минута…» публиковалось ранее в журнале «Смехач» (в числе нескольких миниатюр, объединенных заголовком «В цирке»), под псевдонимом Зубило. См.: Олеша Ю. К. Альбом со стихотворениями… (Ф. 358. Оп. 1. Ед. хр. 21. Л. 14).

В прежних переводах Шекспира вместо привычного сегодня названия «Ромео и Джульетта» имя героини звучало как «Юлия».

Острое ощущение утраченной почвы было выражено Н. Эрдманом в «Мандате» (1925). Ср.: «Но больше всего мы любили Россию. И что же мы видим — ее нет. Ее подменили, ее выдернули из-под наших ног, и вот мы повисли в воздухе. Ваше высочество, я вишу в воздухе, я теперь человек без веса. Да, ваше высочество, мы лишились веса, и все мы повисли в воздухе…» (Ф. 963. Оп. 1. Ед. хр. 440. Л. 188. Явление 22).

Но мысль, которая у Эрдмана была окрашена скорее иронической интонацией, у Олеши звучала драматически.

Гиш Лилиан (1896–1993). американская киноактриса. Самые известные ее работы связаны с творчеством режиссера Д. У. Гриффита. Создавала образы чистых, наивных, беззащитных девушек (что в тексте пьесы Олеши давало определенный штрих для образа Лели Гончаровой).

Вассерман Альберт (1867–1952), немецкий актер. С 1909 года играл в Национальном театре Рейнхардта. Известность получил благодаря значительным работам в пьесах Шекспира (Лир, Отелло, Шейлок и др.). С 1915 года до конца жизни был актером-гастролером.

Павлова Анна Павловна (Матвеевна; 1881–1931), балерина. После участия в «русских сезонах» Дягилева в Париже гастролировала с собственной труппой во многих странах мира.

Стравинский Игорь Федорович (1882–1971), композитор и дирижер. С 1910 до 1939 года жил в Париже.

Один из вариантов этой сцены впервые опубликован: Гудкова В. В борьбе с самим собою: «Список благодеяний» Ю. Олеши // Russica Romana. 1998. Roma. Vol. 5. S. 165–187.

Ср. в рассказе «Мой знакомый»: «От меня ушли мелкие чувства…».

Ср. в рассказе «В мире»: «Я увидел нищего не сразу. <���…> Он стоял на коленях, выпрямив туловище, черный, неподвижный, как истукан».

Ср. в рассказе «Мой знакомый»: «Он произносил слова: невеста, жених, жизнь, душа, награда. Мы не только слышали их, — мы их видели! Они испускали лучи, их можно было нести в руках, как хрустальные сахарницы. Они жили — эти слова — как природа, как деревья, образовывали ландшафт, возвышенный и печальный, как встреча или расставание с родиной. И все это оказалось ложью. И все это исчезло, испарилось, развеялось по ветру. И не успели разлететься последние листья, как мы уже прошли по ним без всякого сожаления».