Генрих Киршбаум - «Валгаллы белое вино…»

Применительно к интересующей нас эпохе можно говорить о весьма проницаемой границе между художественной и научно-критической литературой. Это дало нам возможность рассматривать тексты опоязовцев и околоформалистских историков и теоретиков литературы одновременно и как источники, и как исследовательские работы. Идеи и опыт современных Мандельштаму филологов, для которых поэт был не только автором стихов, но и компетентным собеседником, легли в основу современного мандельштамоведения.

Каждый комментируемый текст Мандельштама требует к себе особого подхода. В одном случае для понимания требуется историко-литературный комментарий с элементами имманентного анализа, в другом — помогает привлечение знаний о закономерностях и особенностях поэтики автора, в третьем — необходимо учитывать отсылки к текстам других авторов. Порой ключевую для понимания информацию можно получить, лишь анализируя внелитературные ряды, так или иначе связанные с текстом. Поэтому содержащие немецкие мотивы стихотворения Мандельштама рассматривались в контексте эволюции поэтики автора и ее взаимосвязи с историко-литературными фактами, социально-идеологической средой и жизненной ситуацией поэта.

При выработке методики нашего исследования мы остановили свой выбор на тех концепциях и методиках, которые прошли проверку, а частично и были первоначально выработаны в ходе мандельштамоведческих штудий. Как правило, мы начинали анализ с имманентного разбора текстов, современная практика которого уходит корнями в формалистские опыты по изучению технологии текста; главным образом практиковалось сукцессивное чтение, позволяющее учитывать динамический фактор смыслообразования. В случае с Мандельштамом такой подход оказывается особенно продуктивным, потому что, как уже отмечалось Тыняновым, связь между мандельштамовскими образами «создается от стиха к стиху», «странные смыслы» оправданы ходом всего стихотворения, «от оттенка к оттенку, приводящим в конце концов к новому смыслу» (Тынянов 1977: 189). Сходную позицию, базирующуюся на отрицании смысла поэтического высказывания и на понимании сукцессивности стиховой речи, занимал и сам Мандельштам, который при этом опирался на положения тыняновского труда «Проблема стихотворного языка» (1924а) [19] О взаимосвязи поэтологических установок Мандельштама и теоретических положений опоязовцев см. подробнее у Е. А. Тоддеса (1986: 78–79). Р. Д. Тименчик, в свою очередь, затронул проблему акмеистических увлечений Тынянова (ср. Тименчик 1986: 59–63). Ср. также важные дополнения к статье Тименчика у К. А. Осповата (2007). . Именно на этом основании в настоящем исследовании, как правило, рассматривались не отдельные «немецкие» строки, а разбирались стихотворения целиком. Зачастую та или иная тема разрабатывается Мандельштамом на уровне тропов (ср. Левин 1972: 38), поэтому раскрытие функции немецких мотивов возможно лишь при учете всей тропики текста.

Выводы имманентного анализа должны быть откорректированы с учетом вовлеченности конкретного текста в литературный процесс эпохи и его взаимозависимости от факторов литературного быта. Если поэзия и сопутствующая ей критика 1910-х годов существовали пусть и в широком, но герметичном культурно-литературном пространстве, лишь изредка откликаясь на общественно-политические события, то в 1920-е годы статус литературы и литератора меняется коренным образом, — появляется социальный заказ, который, правда, еще не имеет характера диктата сверху, как в 1930-е годы, писатели следуют ему зачастую по собственной инициативе. Литература 1920-х годов больше не осознает себя в камерных рамках культуры и, наряду с другими явлениями, выходит на арену современности. Поэтологические вопросы получают идеологическую составляющую и представляются общественно значимыми. Понимание зависимости литературных фактов от условий своего бытования, которое было проблематизировано в работах Эйхенбаума («Литературный быт») и Тынянова («Литературная эволюция»), обязывает исследователя советской литературы 1920–1930-х годов, частью которой является и творчество Мандельштама, рассматривать общественно-политическую среду не просто как фон литературы, но и как ее материал и смыслообразующий фактор. В нашем случае внимание к этому историко-политическому фактору было особенно необходимо при анализе стихотворений 1917 года (1.4.1–1.4.2), переводов революционной поэзии М. Бартеля (2.3) и гражданской лирики 1930-х годов (3.3.4).