Э.Зорин - Большое гнездо

— Эй вы, волки гривастые, будя вам колотить Веселицу!..

Отроки не слушали мужиков, занятые привычным делом. Кряхтели, посапывали, с удовольствием приговаривали:

— Будя тебе боярина нашего поносить.

— Раз проучили — проучим ишшо!..

Мужики загалдели, нестройно двинулись по улице.

— Кому сказано, оставьте убогого! — послышались смелые голоса.

— Ступайте, мужики, по избам, — дерзко отвечали отроки. — Не то и вам перепадет.

— Эко разохотились! — из толпы вывернулся кряжистый парень, с незлобивой улыбкой на бледном лице выдернул из плетня липовый кол.

— А ну, помогай, кто смел! — крикнул задиристо, и весело. Размахнулся, огрел ближайшего отрока по ягодицам.

— Так его! — подначивали бабы.

— Бог в помочь! — закричали мужики и, поплевав на ладони, принялись расшвыривать и бить по загривкам боярских приспешников.

Потасовка перерастала в драку. Про Веселицу забыли. Вспоминали всяк про свои обиды:

— Это тебе, сивый мерин, за Агапку!

— А это — должок за порушенные борти!..

— За боярского кобеля. Покусал прошлым летом мово Ковдюшку...

— А вот получай за клин, что прирезал Одноок к своему огороду!.. Мой клин, моя земля!..

Наваляли отрокам на долгую память, загнали во вдор, еще издевались под воротами:

— Сопляки желторотые!..

— Псы шелудивые!..

Тем временем, отделясь от толпы, Феодора уговаривала харкающего кровью Веселицу:

— Ты о меня обопрись, миленький... Ну-ко.

Веселица бормотал в беспамятстве:

— Убивцы, звери лютые... Ко князю пойду, ко князю...

— Ко князю? — усмехнулась Феодора. — Князь тя рассудит...

— Князь рассудит...

— Мужика мово рассудил...

— Да ты кто такая? Откудова взялась? — подозрительно воззрился на нее Веселица отекшим глазом.

— Не видишь, что ль? Черница я. Феодора...

— То-то что черница. Не твое это дело — мирское. Почто встряла? Пущай бьют... Пущай...

Терпеливо снося упреки, Феодора подталкивала Веселицу в спину, свернув за угол, вынула из холщовой сумы тряпицу:

— Ha-ко, лицо утри.

Стих Веселица, покорно вытер лицо, поплелся, прихрамывая, с ней рядом. Слово за слово, пока дошли до Медных ворот, Феодора узнала про него почти всё.

Страж у ворот, улыбаясь, окликнул монашку:

— Помогай бог, сестра Феодора!

— Дай бог и тебе счастья, — отвечала монашка.

Стражу наскучило без дела. День ото дня — всё одно и то же. Прислонив копье к стене, он сидел на скамеечке, расставив ноги рогатиной, грелся на солнышке, довольно жмурился.

— А ты куды, Веселица, путь наладил? — спросил воротник.

— На Кудыкину гору, — отвечал Веселица.

— А далеко ли гора-то? — скучая, переспросил воротник.

— Отселева не видать. Отчепись ты!..

Откинув голову, воротник зашелся неслышным смехом — над открытым вырезом суконвика прыгал обросший седыми волосами кадык.

— Шутник ты, Веселица, — сказал он, вытирая согнутым пальцем выступившие на глазах слезы. — А синяк у тебя откудова?

— Однооковы псы наваляли...

— Неуемен ты, Веселица.

— За правду завсегда наваляют...

— Суд людской — не божий. Бог — милостив.

Из-за ворот вылетела навстречу Веселице с Феодорой стайка ворон. Над Лыбедью сумеречно виднелись перелески. Темнело. Сиверко гнал на город сбитые над полями в лохматые кучи облака.

2

Из печи выносило струистый дымок, потрескивала береста. Теремок, вертя хвостом, стоял возле лавки и тыкал в щеку Веселицы холодным влажным носом.

— Ну, чего тебе? — сказал Веселица, все еще пребывая в спокойной дреме и не приподымая головы. Пес взвизгнул и присел на задних лапах. У него были смиренные, как у хозяина, глаза, в приоткрытой пасти мотался красный язык.

Веселица нехотя встал, напялил на плечи влажную одежду и вышел за тоненько скрипнувшую дверь.

Мисаил рубил дрова. Повесив на сучок однорядку, он стоял посреди припорошенной снегом поляны в застиранной нательной рубахе, заносил топор над лесиной и, с силой опуская его, громко выдыхал.

— Дай-ко мне, — попросил топор Веселица.

— Богу наперед помолись, — буркнул Мисаил, не глядя.

Веселица потоптался неловко, с виной в голосе промямлил:

— Не серчай, отче.

Мисаил продолжал молча рубить дрова.

— Крепок ты, — польстил смиреннику Веселица. — Силушка из тебя так и прет...

Мисаил опустил топор.

— Ну что пялишься? — спросил хоть и грубовато, но с потаенной добротой.

— Поразмяться бы...

— Ну-ко, — протянул Мисаил топор. — Передохну покуда.

Снял однорядку с сучка, набросил на плечи. Веселица обрадованно схватил топор, непутево зачастил легкими ударами. Лесина была тугая и влажная, топор отскакивал от нее, разбрасывая мелкую щепу.