Н Богданов - Будет ли закончено следствие

Недостатка в суждениях и выводах после объявленного сватовства Дантеса не было, но сам Геккерен (пружина заговора) мог с удовлетворением констатировать в те дни (потирает он руки на том свете и до сих пор): никто не понял истинной причины внезапной женитьбы его "сына", никто не увидел грядущих преимуществ, вытекающих из нового положения Дантеса как члена семьи Гончаровых. А чем больше было разговоров, чем больше выдвигалось версий, "объясняющих" эту загадочную историю, тем безопасней чувствовал себя интриган.

И опять повторилась знакомая ситуация - никто не поверил в искренность поступков Геккеренов и в то же время никто в течение 150 лет не задался всерьёз вопросом: а в чем же, всё-таки, истинная причина этого нелепого поступка? Теперь, когда следствие по делу об убийстве Пушкина возвращается с ложного пути на истинный, необходимо окончательно решить этот вопрос. Да, скоропалительное сватовство было вынужденным, но причиной тому были только решительные шаги Пушкина. Никто, даже сам Бог, не заставил бы злоумышленников совершить этот безумные поступок, если бы дело было только в настойчивости русского поэта. На брак с Е. Н. Гончаровой они решились в рамках того же адского плана уничтожения Пушкина. Как и история с "усыновлением", женитьба, хотя и состоялась формально, была подлым обманом, в первую очередь, русской девушки Гончаровой, а также семьи Пушкина, семьи Гончаровых, и всего столичного общества. И "невеста" намеренно была выбрана не где-то ещё (в Петербурге было много незамужних - богатых и бедных), а именно в непосредственной близости от семьи поэта. Ближайшее будущее показало, что "нет, худа без добра" и новые позиции Дантеса значительно облегчили ему и его "отцу" проведение в жизнь коварного плана. Поведение Дантеса после свадьбы, вспоминал позднее Н. М. Смирнов, "дало всем право думать, что он точно искал в браке не только возможность приблизиться к Пушкиной но также предохранить себя от гнева её мужа узами родства".

Пушкин против Геккерена.

Общество было усыплено "благородным" поступком Дантеса и сознанием их Геккеренов - "невиновности". Поражением наглого француза был доволен и Пушкин. Но в отличие от других, он не был усыплен женитьбой Дантеса (о чём писали многие пушкинисты, тем самым, уводя в сторону объективное следствие), его месть врагам была удовлетворена лишь частично, он - к чести великого русского поэта и человека - продолжал разоблачение гнусной игры Геккерена, несмотря на уговоры Жуковского и советы друзей. Недаром Пушкин назвал брак Дантеса с Е. Н. Гончаровой (согласно словам саксонского посла Люцероде) "делом змеиной, способной на происки, хитрости двух негодяев". Теперь целью Пушкина было поразить "отца", т. е. нанести удар по центральной фигуре заговора.

21 ноября он отправил письмо царю, в котором объяснил ситуацию, не скрывая, конечно, главного, - чем занимался в Петербурге посол Голландии. Для следователя-пушкиниста будет небезынтересно узнать, что это письмо явилось одной из причин столь долгого блуждания следствия по ложному пути. А случилось это оттого, что одна из фраз этого французского письма была переведена на русский язык неверно. Речь идёт о словах: "Тем временем я убедился, что анонимное письмо исходило от г-на Геккерена, о чём считаю своим долгом довести до сведения правительства и общества". Более тщательный перевод говорит о большей осведомлённости поэта в ситуации, сложившейся в Петербурге в 1863 г. в придворных кругах Петербурга.

Фраза эта должна быть переведена: "... я убедился, что это анонимное письмо от г-на Геккерена и считаю необходимым предостеречь правительство и общество". Употреблённый Пушкиным глагол имеет основным значением предупреждение и переводится "предупредить", "предостеречь от опасности". Самый Факт обращения Пушкина к царю после анонимных писем, смысл и характер письма потребовали иного перевода этой фразы. Канцелярских оборотов "письмо исходило" и "довести до сведения"' поэт не применял, письмо его вызвано чувством гражданского долга, обеспокоенностью тёмной деятельностью иностранного посла, желанием сообщить правительству о цели, которая скрывалась за странным поведением голландца, - ведь в анонимных письмах делались недвусмысленные намёки на Николая Павловича. Заговор Геккерена, как бы говорил Пушкин, направлен, по крайней мере, против двух самых известных в России людей. Абсурдно было бы предполагать, как это делают некоторые пушкинисты, что письмо Пушкина к царю было лишь просьбой о защите его семьи от преследований Геккерена. За себя поэт мог постоять (и постоял!) и сам.