Неркаги А. - Молчащий. - 1996

Он взобрался на нарту хозяина и оттуда смотрел, как ребятишки приучали маленького щенка вытаскивать из лужи щепки и кусочки хлеба. Щенок тонко визжал и отчаянно лез в воду; если дети бросали корку хлеба, он съедал её прямо в луже и не выскакивал в ожидании следующего кусочка, но следующий был обыкновенной щепкой. Щенок обиженно поджимал пушистый хвостик и выходил, но стоило кому-то опять взмахнуть рукой, как он снова кидался в лужу.

Глядя на него, такого ещё глупого, Буро вспоминал своё детство. Матери он не знал. И вообще, первое, что он запомнил, когда начал что-то понимать в жизни, была драка. Все щенята, братья и сёстры, ели из одного таза, и тогда около них стояла девочка, отгонявшая взрослых собак. Однажды этой девочки не оказалось на месте, и большой рыжий пёс съел вместо щенят всё, что тем положили в таз; когда он торопливо проглатывал последний кусок, Буро не выдержал и смело бросился на обидчика, вцепился зубами в лапу; что было потом, он не помнит. Очнулся он от ласкового поглаживания по спине — увидел перед собой большого человека со смеющимися глазами; поскуливая от боли, лизнул шершавую ладонь.

— Дурачок, — сказал человек. — Надо быть большим и сильным, чтобы лезть в драку.

Потом человек поднял его и унёс в свой чум, где накормил, завязал ему шею какой-то красной тряпкой и всё приговаривал:

— Надо быть большим и сильным...

Буро взрослел быстро. Наверно, оттого, что теперь у него мало оставалось времени на щенячьи игры: он всё время чему-нибудь учился. Сначала научился по выражению лица хозяина различать, когда нужно лаять, а когда и помолчать; наука пасти стадо давалась Буро с трудом, потому что он начинал увлекаться и, бывало, далеко угонял особо строптивых оленей, за что потом получал взбучку. Подбирать убитую дичь, выслеживать зверя было для Буро удовольствием как в молодости, так и теперь. Позже хозяин научил его таскать на себе мелкие, нетяжёлые вещи. Но обиды, которая запомнилась бы Буро по сей день, не было. Он понимал людей, а люди —- его.

Буро задремал. Сквозь сон слышал опять визг щенка, смех ребятишек, голоса хозяина и Пассы. Всё это было привычно, все его вечера были наполнены этими дружелюбными звуками; и старый пёс, немного успокоившись, уснул. Ему приснилось детство.

Поздно вечером, близко к ночи, разбудил хозяин — принёс в тазу суп. Буро спрыгнул с нарты, поел. Когда хозяин вернулся в чум, лёг обратно на нарту, но уснуть уже не мог.

Вечерние звуки постепенно затихли, темнота сгустилась настолько, что Буро видел маленькие искорки огня, вылетавшие сверху из чума; значит, в чуме ещё горит костёр и люди не легли спать. Сон ушёл, и на смену ему опять подступила уже знакомая тревога, а с темнотой ощущение, что рядом притаился чужой, усилилось.

Буро опять спрыгнул с нарты и медленно пошёл от стойбища; невдалеке остановился и сел, и вдруг ему показалось, что между деревьями мелькнула одна тень, потом вторая.

Буро грозно зарычал, потом старчески залаял. Его тут же поддержали собаки стойбища, особенно звонко и воинственно заливался щенок; но так как никто, кроме Буро, ничего не заметил, все скоро замолчали. Буро вглядывался в темноту, но напрасно — уже ничто не нарушало сонной тишины леса.

Буро вернулся на нарту. Было уже совсем темно, из чума не вылетали больше искорки —• значит, люди легли спать. Буро редко когда ложился в чуме, и не потому только, .что у него такая длинная тёплая шерсть. Он знал свой долг — быть ночью на улице. Этому опять же научил его хозяин. Привязывал его на ночь к нарте, и когда Буро, заметив или услышав что-либо, принимался лаять, Себеруй всегда выходил на улицу, чутко прислушивался к тишине и потом, улыбнувшись про себя, скупо гладил Буро.

Буро опять задремал, но хруст сухого валежника в лесу заставил насторожиться, и он громко залаял.

Себеруй вышел из чума.

— Что ты видишь? Ну что? — спросил он, чуть коснувшись широкого лба Буро. Он знал, что старый, опытный пёс не будет зря, из прихоти, беспокоить людей.

Себеруй присел на нарту и с тоской подумал, что Алёшка слишком молод и было бы неплохо взять ему сегодня на ночное дежурство Буро. Хотя нюх и зрение подводят Буро, слух у него по-прежнему хороший.

Пойдём спать, Буро, —^ попросил Себеруй и невесело пошутил: — Это зайцы бегают, а ты, как маленький щенок, слушаешь их игры. Пойдём.

Ночь была тяжела для обоих. Они лежали рядом и не спали. Буро тяжело дышал, иногда начинал тихо скулить. Себеруй несколько раз принимался ощупывать его тело: не поранился ли, но нигде не было ни ран, ни болячек.