С Смирнов - Годовые кольца истории (На заре античности - год -750)

В середине 8 века до н.э. Египет переживает именно такую эпоху усобиц. Страна опять распалась на Север - землю лотоса и кобры, и Юг - землю папируса и коршуна (таковы древние символы Нижнего и Верхнего Египта). В обоих регионах господствуют бывшие "варвары": ливийцы на севере, нубийцы на юге. И те, и другие за много веков соседства с египетской цивилизацией усвоили ее достижения в полном объеме, при очередном кризисе египетской державы подчинили себе ее земли и теперь соперничают за власть над всем Египтом, идя по проторенному пути фараонов.

Ливийцы раньше вступили на этот путь: еще в 10 веке до н.э. фараон Шешонек, вмешавшись в распри сыновей царя Соломона, вторгся в Палестину и захватил Иерусалим. Впрочим, удержать эти завоевания ливийцы не смогли все их силы заняла война на юге, в "стране Нуб". Так издавна египтяне зовут степные земли выше нильских порогов, богатые россыпным золотом и населенные темнокожими, курчавыми семитоязычными скотоводами (позднее греки назовут их эфиопами).

Когда-то фараоны сделали страну Нуб своей колонией. Их преемникам-ливийцам это не удалось. Напротив - им пришлось защищать Верхний Египет от нападений с юга, но в этом они преуспели. К середине 8 века до н.э. ливийские наместники в Верхнем Египте прониклись местными интересами, нашли общий язык с южными нубийскими князьями, породнились с ними - и утратили единство с северными фараонами, что сидят в дельте Нила.

Ливийско-эфиопский властитель Кашта уверенно правил всем Верхним Египтом и страной Нуб из древней общеегипетской столицы Уа-Сетх (которую греки позднее назовут Фивами, в честь славнейшего города Эллады). Его сын Пианхи стремиться к большему. Около 730 года до н.э. военный флот южан спустится по Нилу и возьмет штурмом древнюю столицу Нижнего Египта Мен-нефр (по-гречески - Мемфис). Удельные князья-ливийцы сразу изменят побежденному владыке, и "ливийская" династия фараонов сменится новой "эфиопской" династией.

И опять все пойдет по старому трафарету: новые фараоны вторгнутся в Палестину и Сирию, а там столкнутся с ассирийской военной машиной. Армия Ассархаддона разгромит эфиопские войска и даже завоюет Египет - но удержать в подчинении далекую чужую страну Ассирия не сумеет. Дальше судьба проявит всю свою иронию: слабеющая Ассирия станет жертвой халдеев и мидян, а египетская армия еще раз войдет в Сирию - чтобы спасти вчерашнего врага от окончательной гибели, или хотя бы участвовать в дележе его наследства! Ничего из этого не выйдет: халдеи разобьют египтян, и Египетская держава вернется в свои обычные рамки...

Итак, египетское общество поражено теми же недугами, что и месопотамское. Кажется, весь Ближний Восток превратился в заповедник "живых ископаемых", и одни лишь финикийцы держат в своих руках золотой ключик от дверей в будущее - они и те, кто сумеет последовать их примеру. Мы знаем, что это сделают греки; но за что им такая удача?

Вспомним, что в 8 веке до н.э. греки - уже довольно древний народ. Их речь звучит на берегах и островах Эгейского моря около тысячи лет со времен господства здесь великой Критской державы, первой учительницы греков (Вернее - ионян, ахейцев, дорийцев; так они сами себя называют. Греками, то есть "каркающими", их назовут позднее жители Италии.) Еще во 2 тысячелетии до н.э. ранние греки переняли у критян искусство мореплавания и многие ремесла, а также основы государственности (в форме дворцово-храмовой бюрократии) и иероглифическую письменность. Ее греки смело приспособили к своему индоевропейскому языку, совсем не похожему на древнекритский. Потом настала "Железная революция", а за нею переселение варваров, перевернувшее старый Микенский мир.

Встряска пошла во благо: архаическое государственное устройство рухнуло, но полезные технические и культурные навыки сохранились, и диковатые новые люди стали строить новый мир, не испытывая нехватки в сырье и не оглядываясь на забытое прошлое. Оно запечатлено лишь в легендах о Троянской войне да в именах древних героев - но отнюдь не в их нравах!

Дело в том, что гомеровские поэмы уже в пору их создания были скорее историческими романами, чем летописью или мемуарами очевидца. Их герои ведут себя, как лихие варварские вожди эпохи военной демократии, хотя сам автор поэм (о котором мы почти ничего не знаем) и его слушатели (о которых мы знаем довольно много) живут в эпоху становления городов-полисов, когда времена военной демократии стали уже былинными.