Александр Лавров - От Кибирова до Пушкина

Мы так и сделали. 23 июля(стар<���ого> стиля) вечером я и Чуйко проводили К<���онстантина> Д<���митриевича> и Елену на Gare du Nord [49] Северный вокзал (франц.). . И я послала Василию Михайловичу (Вашему отцу) телеграмму: «Dites Catherine Constantin parti ce soir Petersbourg» [50] Передайте Екатерине, что Константин сегодня вечером уехал в Петербург (франц.). . Значит, 24июля утром Вас<���илий> Мих<���айлович> получил это — и 25<-го> Ек<���атерина> Ал<���ексеевна> уехала в Петерб<���ург>, а вечером 26<-го> должен был приехать в Петерб<���ург> К<���онстантин> Д<���митриевич>. Вот история этих двух дней последних бальмонтовского пребывания. Первые же два дня после отъезда Максимилиана все было хорошо, с этой стороны.

Чуйко я вижу два раза в день — в 11 ч<���асов> утра (до 12?) он пишет мой портрет [51] В августе 1905 года Чуйко писал портрет Минцловой (нынешнее местонахождение неизвестно). «Сейчас я иду к Чуйко, — писала Минцлова Маргарите Сабашниковой 21 июля / 3 августа 1905 года, — он вчера начал готовый этюд с меня, где еще ярче и яснее руки. Бальмонт и Елена пришли в восторг от него вчера. Елена говорит, что она не может себе представить меня без этого жеста руки, судорожного и сосредоточенного, — неужели это правда. Я не замечала за собой этого никогда!» (РО ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 5. Ед. хр. 87. Л. 7). , а в 5 ч<���асов> вечера (от 5–7) мы с ним играем Шумана.

О том, гдеМакс<���имилиан> Ал<���ександрович>, никто не знает, т. к. я никому не говорила, и все знают только про его открытки с Gare Montparnasse [52] Вокзал Монпарнас (франц.). в день отъезда.

Я ему напишу еще сегодня или завтра утром. Нет, пусть он не приезжает, не надо. Теперь я сильна. Скажите ему, что я люблю его и что я много бываю с ним теперь.

Это письмо сообщите Макс<���имилиану> Ал<���ександровичу>. Я ему напишу завтра, сегодня я очень, очень устала. Целую Вас и его.

<���Париж.>

20 августа <1905>,

воскресенье.

Спасибо Вам за Ваши строки, милая. Пишите мне, когдаВам захочется, и никогдане заставляйте себя… Я могу и без писем знать и чувствовать все — но только письма очень многозначат для меня, не меньше, чем слова, которые я люблю глубоко. В письмах руки играют таинственную роль [53] Воссоздавая в своем стихотворении, посвященном Минцловой («Безумья и огня венец…», 1911), портрет «готической сивиллы», Волошин отметил ее «ясновидящие руки». . И у Лермонтова есть стихотворение, которое я не могу вспомнить без страшного, страстного волнения: «Есть речи — значенье темно иль ничтожно — но им без волненья — внимать невозможно…» [54] Первые строки известного стихотворения Лермонтова (1839). Он говорил о письме…

Я рада, что Вы начали работать. Я знаю, что Вы сделаете много. Не останавливайтесь, не колебайтесь, не оглядывайтесь назад. Говорите то, что вы думаете и чувствуете, — но думайте только о том, что прекрасно и невозможно.

В Вас есть огромный талант и сила. Вы идете и берете из сказки, из волшебства — это лучший, верный путь. Я не могу до сих пор забыть Вашей Волховы [55] Одна из неоконченных работ Сабашниковой (1905), навеянная произведением Врубеля «Прощание царя морского с царевной Волховой» (1898) — на сюжет из «оперы-былины» Н. А. Римского-Корсакова «Садко». Ср. запись в дневнике Сабашниковой от 12 июля 1905 года: «Мама вернулась из Цюриха. Я работала над эскизом Волхову (так. — К. А. ). Предрассветный мрак; голубые ясные от слез глаза — ива. Я ходила к Чуйко в мастерскую и писала итальянца Тулия в костюме Садко. Он спал на синем ковре. <���…> Так шли дни за днями. Я не видела Макса. Я думала о Волхове и о Садко. „Прощай, будь славен и счастлив Садко! А я, царевна Волхова, подруга вещая твоя…“» (РО ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 5. Ед. хр. 22. Л. 72 об. — 73; цитируются строки из либретто оперы, написанного Римским-Корсаковым совместно с В. И. Вельским по мотивам новгородских былин о Садко). , той атмосферы сказки, мглы и тумана, которая сразу захватила меня при виде Вашего эскиза, не конченного, но уже прекрасного. Кончайте то, что Вы начали,не останавливайтесь. Я знаю, что Вы найдете и что Вы на пути уже. Да благословенны Вы будете, навсегда. С радостью и нежностью я думаю о Вас, нежно любимая, очень дорогая и глубоко милая Вы моя, дитя моей души!