Г. Алексеев: Александр I Его личность, правленіе и интимная жизнь

вого цветка, крестьянской избы и т. п.; онъ рано привыкъ скользить по житейскимъ явленіямъ легкимъ взглядомъ того человека, для котораго жизнь — пріятное препровожденіе, a міръ обширный кабинетъ для эстетическихъ и политическихъ наслажденій. Съ летами все это изменилоеь. Случилось такъ, что этотъ обширный и полезный процессъ въ Александре былъ прерванъ. Зная по опыту, какъ добродетель таетъ

легко подъ палящими лучами страсти, императрица

Екатерина поспешила застраховать своего внука, женивъ его въ 1798 г., когда ему не исполнилось еще 21 года; для этого была призвана Баденская принцесса Елизавета Алексеевна. Каковъ бы ни былъ взлядъ на бракъ, но правъ Фонвизинскій недоросль, сказавъ, что женитьба или замужество — конецъ ученію. Теперь для Александра пошли другіе интересы, началось другое развитіе, непохожее на прежнее юношеское. Грецін и Римъ, республика, свобода, равенство, какое же место, спрашивается, въ этомъ калейдоскопе героическихъ образовъ и политическихъ идеаловъ занимаетъ Россія со своимъ невзрачнымъ прошедшимъ, съ неограниченной монархіей, съ крепостнымъ правомъ и т. п. особенностями политическими и соціальными; какъ въ голове великаго князя родная действительность могла укладываться съ темъ, что проповедовалъ гувернеръ-республиканецъ? Очень просто: ее, эту действительность, признавали какъ

фактъ низшаго разбора, какъ стихійное неразумное явленіе, признавали ее и игнорировали, т. е. ничего объ ней больше знать не хотели. Лагарпъ въ зтомъ отношеніи поступалъ съ великимъ княземъ какъ въ былое время поступала гувернантка съ девушкой. Воспитательница, девица не первой молодости, нарисуетъ, бывало, воспитаннице очаровательный міръ благовоспитанныхъ людскихъ отношеній, основанныхъ на правилахъ строгой морали, строжайшей вежливости, въ которомъ даже показать кончикъ носка изъ подъ платья грехъ — и вдругъ обе девы тутъ же въ доме налетаютъ на натуральную сцену: юная устремитъ на старую изумленный и сконфуженный взглядъ, а та успокоитъ ее и скажетъ: „ничего, иди къ себе“.

Лагарпъ осторожно обходилъ больныя места русскаго государственнаго и общественнаго порядка, а впоследствіи онъ советовалъ питомцу и не лечить ихъ. Съ грузомъ античная образованія и самоновейшихъ политическихъ идей, Александръ вступилъ въ действительную жизнь. Она встретила его не то, чтобы сурово, а какъ то безсмысленно. Бабушкинъ внукъ онъ былъ вместе съ темъ и сыномъ своего отца и сталъ въ очень неловкое положеніе между отцомъ и бабушкой; то были два двора, два особые міра; нравственное разстояніе между ними было несравненно шире географическая. Каждую пятницу старшіе велите князья, Александръ и Константинъ, должны были

отправляться въ Гатчину; по субботамъ бывалъ парадъ, Гатчинскій вахтъ - парадъ, следовательно не шутка. Старшій великій князь былъ командиромъ втораго батальона, младшій третьяго, вечеромъ они возвращались въ Петербургъ. Въ Гатчине Алексаидръ слушалъ жестокую команду, суровыя слова, непріятные казарменные жесты и размахиванья; а вечеромъ, возвратясь въ Петербургъ, попадалъ въ салонъ Екатерины, въ те залы Зимняго Дворца, которыя назывались Эрмитажемъ, уединеніемъ, и где императрица проводила вечера въ избранномъ обществе; здесь шли толки о самыхъ важныхъ политическихъ предметахъ, велись самыя остроумныя беседы, шутились самыя изящныя шутки, смотрелись самыя отборны я французскія пьесы, a грешныя дела и чувства облекались въ самыя опрятныя прикрытія.

Вращаясь между двумя столь непохожими дворами, Александръ долженъ былъ жить на два ума, держать две парадныя физіономіи, кроме ежедневнойдомашней. Какая школа для выработки на тянутости, осторожности, скрытности, неискренности и какъ мало она была похожа на школу Лагарпа и Муравьева...

Со смертью Екатерины кончилась двухсмысленная жизнь; она заменилась однообразными, но очень суровыми тревогами; эти тревоги происходили изъ старинныхъ отношеній отца къ сыну; отецъ рано сталъ питать недоверіе къ сыну, рано отъ него оторванному; сынъ сталъ рано питать некоторое недоверіе къ отцу. Оба они были неправы и оба не были виноваты. Съ воцареніемъ Павла, Александръ назначенъ былъ на постъ военнаго губернатора въ Петербурге и команднромъ расположенныхъ въ округе войскъ; онъ долженъ былъ испытывать ежедневныя тревоги, трепетать вместе съ обществомъ нередъ новыми замыслами государя. Эти тревоги среди которыхъ завязалась популярность великаго князя, надолго набросила тень на его настроеніе. Надо признаться, что Александръ шелъ къ престолу не особенно гладкой и ровной дорогой; съ пеленокъ надъ нимъ перепробовали немало мудренныхъ и причудливыхъ воспитательныхъ экспериментовъ ; его не во время оторвали отъ матери для опытовъ разной естественной педагогіи; ни въ бабушкиномъ салоне, ни на отцовскомъ вахтпараде, ни въ Лагарповской аудиторіи его не выучили какъ следуетъ родному языку; современники свидетельствуютъ, что Александръ до конца жизни не могъ вести по русски разговора о какомъ нибудь сложномъ предмете. Такъ воспитывался великій князь и съ такимъ запасомъ понятій, чувствъ и наблюденій онъ вступилъ на престолъ. Давно уже у него сложился политическій идеалъ, который онъ высказывалъ въ беседе съ редкими людьми, къ которымъ относился откровенно; къ числу ихъ принадлежалъ молодой образованный полякъ