Анатолий Гончаров - Голые короли

Всякая капризная любовница способна подарить радость, но столь же легкомысленно и отнять ее вдруг. Если вовремя не порвать с нею, не отойти в сторону, можно потерять все. Чем дольше длится роман, тем печальнее будет его конец.

Троцкий потерял все и умер ужасно.

Плохо кончил не один Троцкий. Но он был настоящим любовником, остальные же - блудодействовали. Может, именно поэтому судьба обошла его законной исторической нишей в Кремлевской стене, тогда как многие его ничтожные соперники и соратники этой чести были удостоены.

Впрочем, плевать он хотел на Кремлевскую стену, известная часть которой обрела статус паноптикума, включая мавзолей с мумией вождя, одетой в костюм от Труссарди.

Определенно было в Троцком нечто притягательное, даже и без кожана с револьвером. «Он гениален!» - постанывала Вера Засулич, читая его статьи в «Искре». О Ленине «живая легенда революции» так не говорила и, надо полагать, не думала. Что она о нем думала, неизвестно, но, если бы вместо генерала Трепова судьба поставила перед нею Ленина, Засулич успела бы выпустить не две, а минимум четыре пули.

Ленина, в отличие от Троцкого, никто из серьезных революционных деятелей не любил и уж тем более не считал гениальным. Вообще он странным образом воспринимался революционерами как некая данность, необъяснимая неизбежность, с которой почему-то надо считаться. Правда, у социал-демократов за этой странностью виделся обыкновенный ежедневный бифштекс с бокалом шабли - Ленин распоряжался партийной кассой и неугодных ему лишал средств к существованию архирешительно.

Статьи Ленина тоже внимательно прочитывали, но столь же обязательно и ухмылялись, читая. Иногда злились и негодовали вслух, реже садились писать немедленную отповедь. Троцкий отвечал на статьи Ленина всегда и уязвлял того нестерпимо. Газетный язык В. И. был безыскусным, топорным, а зачастую и просто площадным. Троцкий по сравнению с ним был Шекспиром партийной публицистики. В редакции «Искры» его называли «Перо». Ленину трудно было претендовать на идейное лидерство еще и по другой причине. Он не имел своих идеи, отчего всю свою политическую жизнь держался за спасительный круг марксизма. Что же касается собственных теоретических изысканий, то он довольно остро подмечал различные идейки наработанным за пятнадцатилетнюю эмиграцию глазом - как у своих товарищей по партии, так и у политических противников - перелицовывал чужие мысли на скорую руку и, не вдаваясь в размышления, превращал их в многочисленные статьи.

Это и являлось его основным занятием в революции. Он понимал его как наиважнейшее, «архинеобходимое», если не считать практических советов рабочим запасаться кинжалами, веревками, тряпками с керосином для поджогов полицейских участков и кислотой, чтобы обливать самих полицейских. «Статист революции» никогда не оказывался не только на острие, но даже вблизи практических революционных действий, предпочитая анализировать их успех или неудачу из безопасного далека и язвительно критиковать участников.

В отличие от Троцкого Ленин был труслив невероятно. Не обладал он и сколько-нибудь заметной прозорливостью, какой иногда способен был удивить Троцкий. Стремление к сиюминутной политической выгоде довольно часто приводило Ленина к серьезным ошибкам и, как правило, к разрыву с соратниками. Троцкий ошибался не меньше, а чаще и порой глубже Ленина, но никогда из-за личных выгод или положения в партии. В сущности, до 1917 года он был Агасфером - не только в политике, но и в жизни. Легко менял взгляды, жен, друзей, переезжал с места на место, из страны в страну, оставляя платформы и фракции, а заодно и своих детей, заводил новых, уходил в вечную каторгу, но через пару месяцев объявлялся в Париже или Вене, ибо ничего вечного не существовало для него, кроме идеи перманентной революции.

Агасферу смешно помышлять о каком-то прочном положении в РСДРП - Троцкий и не помышлял. Он смеялся над Лениным, маскируя надменность полемической иронией. Когда Ленин поднимался для выступления и начинал говорить, все видели перед собой суетливого помощника присяжного поверенного, которого вчера обсчитали на рынке. Сквозь партийную риторику ощутимо пробивались визгливые нотки местечкового склочника, переплетающего правду с вымыслом. Ленин злословил ужасно, и как политический деятель довольно быстро вырастал на партийных скандалах и распрях, научившись ловко тасовать в одной колоде своих и чужих сторонников, и уже этим как бы возвышаясь над ними.