Владимир Солоухин - Последняя ступень (Исповедь вашего современника)

Механически давил я на акселератор, и машина моя мчалась к Москве. Огромный многомиллионный и обширный город надвигался на меня с катастрофической, ударной, расплющивающей скоростью.

Многомиллионная Москва. Но найду ли я в ней хоть одного человека, с которым мог бы говорить вполне откровенно и не таясь? Что ждет теперь меня во всей Москве? Меня, прозревшего и уже не способного, да и не хотящего, вернуться к благополучной, удобной и безопасной слепоте. И что делать с Бурениным?.. Не он ли сорвал бельмы с твоих глаз? Не он ли промыл тебе мозги и разморозил анестезированные участки сознания? Да, тебе уж не вернуться к твоим статьям по случаю 7 ноября и 1 Мая, тебе уж не выступать на Красной площади во время демонстраций трудящихся, тебя не выберут в секретари Союза писателей. Тебя не будут приглашать на правительственные приемы и перестанут пускать в заграничные поездки. Но ты стал живым человеком. У тебя бьется пульс. В тебе струится русская кровь. Ты видишь вещи такими, какие они есть на самом деле, а не такими, как тебе внушали, чтобы ты их видел. В сущности, он сделал реанимацию. Он оживил тебя. Вместо послушного, нерассуждающего, безмозглого и слепого, слепо повинующегося, подстриженного под общую гребенку, талдычащего общие слова и лозунги советского робота, вместо обкатанной детальки в бездушном государственном механизме ты превратился в живого человека, в единицу и в личность.

Сложна и трудна будет теперь твоя жизнь. Но как бы она ни была сложна и трудна, ты должен благодарить человека, сделавшего тебя живым и зрячим.

И разве ты не был счастлив с ними – с Кириллом и Лизой? И даже в самый последний момент отчаяния и безысходности ты прошепчешь слова благодарности им, проведшим тебя за руку, словно ребенка, от ступени к ступени, до последнего края, за которым нет уже ничего от привходящих мелочных обстоятельств, а есть только полный простор, полная свобода проявления и твоя добрая воля. Да еще – на все – воля Божья.

1.Надо бы написать «знал», оба уже в могиле. Но писалось это в 1976 году, когда они еще здравствовали.

2.Понадобились десятилетия, чтобы я, ездивший тогда на целину шесть раз писать о ней для «Огонька», понял всю глупость и всю, в конечном счете, преступность этой акции. Больше двадцати миллионов (!) гектаров травянистых степей, где могли бы пастись (и паслись в России) десятки миллионов овец и лошадей, были распаханы и обречены на эрозию. В результате теперь ни скота, ни хлеба. Ученые утверждают, что природе залечить эту рану (от Волги и до Хакасии) потребуется три тысячи лет. Все это носило характер камфары в организме государства. В РСФСР около ста миллионов гектаров испорченных, запущенных, заросших кустарником и закочкованых, прекрасных некогда лугов. Луговая волжская пойма залита, как известно, водой. Луга облагораживать долго, хлопотно, да и некому, а трава нужна. Траву начали сеять на пахотных землях, где расти бы хлебам. Сорок миллионов гектаров пашни в РСФСР занято под траву, а двадцать миллионов гектаров травяных степей в Казахстане распахали под хлеб. Типичная советская (то есть бесхозяйственная) встречная перевозка! Вот еще один аспект «целины», проблема которой мне тогда казались «красивой».

3.Или, может быть, все это было наваждением, знамением времени? И теперь это невозможно ни при каких обстоятельствах и ни с кем? Но вот я беру «Литературную газету» за 7 июля 1975 (!) года. Передовая статья, подписанная Анатолием Ананьевым. Главный редактор журнала «Октябрь». Читаю: «Верная своей миролюбивой политике, одобренной и подтвержденной решениями XXV съезда, наша партия вновь выступила… С проникновенной, полной озабоченности речью на конференции выступил глава советской делегации Генеральный секретарь ЦК нашей партии Леонид Ильич Брежнев. Он дал глубокую реалистическую оценку… и все мы, советские люди, с чувством огромного удовлетворения и гордости слушали его выступление…»

4.Забывал, значит, я, что толпа вливается по тому месту, где находилась заблаговременно взорванная в тридцатые годы Иверская часовня.

5.Поинтересоваться бы теперь, несколько пятилеток спустя, сколько собираем. Не вдвое ли меньше?

6.Когда это писалось, СССР покупал 20 миллионов тон зерна; сейчас, в 1990 году, эта цифра выросла до 38 миллионов.

7.Мне теперь некогда доставать соответствующие справочные книги, но читатель, если захочет, может этим заняться. Он увидит в подробности, если справочники будут, конечно, не советского производства, что Россия действительно стояла по всем отраслям промышленности и земледелия на уровне задач того времени, не занимая, может быть, первых мест, но стоя в ряду великих держав: Америки, Франции, Англии и Германии. Зато она занимала первое, недосягаемое место по темпам роста. Она стремилась вверх подобно катапультированному самолету-перехватчику и была, фактически, сбита влет. Все-таки некоторые цифры привести стоит.