Хантер Томпсон - Страх и отвращение предвыборной гонки – 72

На то должна быть причина. И она, конечно, есть, но я сомневаюсь, что могу объяснить ее прямо сейчас. Все, что я могу сказать с уверенностью, — это то, что я вошел в комнату и долго смотрел на пишущую машинку, зная, что я только что провел 17 дней и потратил 2000 долларов в Калифорнии, сводя воедино этот 15-килограммовый груз заметок, кассетных записей, вырезок, агитационных материалов и т. д. А также зная, что где-то в одном из этих чертовых ящиков стола валяется контракт, в котором записано, что я должен немедленно наваять длинную статью обо всем, что там произошло.

Доколе, о господи, доколе? Чем же это закончится?

Все, что я когда-либо хотел получить от этой изнурительной кампании, — это достаточно денег, чтобы убраться из страны и жить в течение года или двух при полном отсутствии соседей в мирной нищете в доме с просторной террасой, глядя на пустынный белый пляж и здоровенный коралловый риф в нескольких сотнях метров от меня, омываемый прибоем.

Один книжный рецензент, чье имя я забыл, недавно назвал меня «порочным мизантропом»… Или, может быть, он сказал «циничный мизантроп»… Но в любом случае он (или она) был прав; и довела меня до этого политика . Все неправильное, циничное и порочное, что есть во мне сегодня, зародилось в тот недобрый час в сентябре 1969-го, когда я решил принять активное участие в политическом процессе…

Но это уже совсем другая история. Что беспокоит меня сейчас помимо все еще не написанной саги о предварительных выборах в Калифорнии — это высокая вероятность того, что я слишком втянулся в политику и поэтому уже не могу думать о той большой открытой террасе над пляжем, кроме как в контексте назначения меня губернатором Американского Самоа.

Я зарился на этот пост не один год. Какое-то время это было моей единственной целью. Я преследовал ее неотступно, и в какой-то момент, то ли в 1964-м, то ли в 1965-м, все, казалось, было в моих руках. Ларри О’Брайен, нынешний председатель Демократической партии, был в то время тем самым человеком, который отвечает за подобные назначения, и он дал мне все основания считать, что мое желание вот-вот исполнится. Я жил в «Холидей Инн» в городе Пьер, Южная Дакота, когда пришли хорошие новости. Это случилось, как сейчас помню, в среду: на мое имя поступила телеграмма. Менеджер отеля был в восторге: он немедленно вызвал такси и отправил меня в центральный магазин, где я купил шесть белых синтетических костюмов, расплатившись картой Sinclair Oil, которая впоследствии была аннулирована и доставила мне много неприятностей.

Я так и не узнал всех подробностей, но в конце концов — после неприятного обмена любезностями — стало ясно, что О’Брайен со мной погорячился. Как выяснилось, на самом деле он никогда и не собирался делать меня губернатором Американского Самоа, и когда я наконец это понял, то очень огорчился, и это окончательно изменило всю мою жизнь.

Как и Джордж Метески — «безумный бомбист», который 15 лет терроризировал Нью-Йорк, чтобы поквитаться с Con Edison [83]за завышение цен по его счетам за свет и, наконец, за отключение ему электричества, — я изменил свой образ жизни и направил всю энергию на реализацию долгосрочного плана мести О’Брайену и Демократической партии. Вместо того чтобы поступить на государственную службу в южной части Тихого океана, я бежал из Пьера на подержанном «рэмблере» и отправился в Сан-Франциско, где спутался с Ангелами ада и решил стать писателем, а не дипломатом.

Несколько лет спустя я переехал в Колорадо и попытался начать жить спокойно. Но я никогда не забывал О’Брайена. Живя в одиночестве среди Скалистых гор, я таил жажду мести, ничего никому не говоря, пока вдруг летом 1969-го у меня не появилась возможность поквитаться с Демократической партией в Аспене.

На это ушло около 15 месяцев, и к тому времени, как дело было сделано, я вновь безнадежно подсел на политику возмездия. Следующие шаги должны были быть сделаны на общегосударственном уровне. О’Брайен был снова на коне в Вашингтоне, командуя набором сотрудников в «Уотергейт» [84]и готовясь без реального кандидата и с долгом в 9 млн долларов, оставшимся с 1968-го, бросить партию в безнадежную битву с Никсоном — битву, которая не только унизила бы кандидата («человека из штата Мэн», как они говорили), но и уничтожила бы партию, погрузив ее в состояние финансового и идеологического банкротства, от которого она никогда не оправится.

«Замечательно, — подумал я. — Мне даже не придется ничего делать . Просто наблюдать и обо всем этом написать».