Хантер Томпсон - Страх и отвращение предвыборной гонки – 72

— Кислота «Солнечный свет»? Вы говорите об ЛСД?

— Именно так, — сказал я.

Теперь и остальные поняли. Некоторые смеялись, другие мрачно бормотали:

— Вы хотите сказать, что Джон Чанселлор ходит повсюду и подкидывает ЛСД в выпивку других людей? Он сам принимает ее? Он наркоман?

— Черт возьми, — сказала та девушка. — Это многое объясняет, не так ли?

К этому времени я уже с трудом сохранял выражение невозмутимости на лице. Эти бедные, невежественные молодые имбецилы. Поведают ли они эти странные откровения своим родителям, когда вернутся домой в Миддлтон, Шейкер Хайтс и округ Ориндж? «Вероятно, так и будет, — думал я. — А потом их предки будут строчить письма в NBC , утверждая, что узнали из достоверных источников, будто Чанселлор пристрастился к ЛСД-25, который ему в больших количествах поставляют коммунистические агенты, и будут требовать, чтобы Джона немедленно убрали из эфира и закрыли в тюремной камере».

Мне очень хотелось рассказать об Уолтере Кронкайте: что он погряз в белой работорговле, отправляя агентов в Южный Вьетнам подбирать там девочек-сирот, затем доставлять их морем на его ферму в Квебеке, чтобы подвергнуть там лоботомии и продать в публичные дома по всему Восточному побережью…

Но, прежде чем я смог обнародовать все это, мужчины в красных шляпах начали орать, что волшебный момент наступил. «Комната подготовки» трещала от напряжения, для нас начался обратный отсчет. Они разделили всех на четыре группы примерно по 500 человек и дали последние указания. Мы должны были ворваться на съезд и начать петь, подбадривать, размахивать своими плакатами перед телекамерами и вообще баламутить все это место. Каждый второй человек получил большой мешок для мусора, набитый гелиевыми шариками, которые было приказано выпустить, как только мы появимся на съезде. Наше появление должно было совпасть с тем моментом, когда из огромных клеток, прикрепленных к потолку зала, выпустят тысячи негелиевых шаров так, чтобы наши шарики поднимались , а остальные падали , создавая у телевизионной аудитории прайм-тайма ощущение массовой эйфории или даже невесомости.

В этот момент я уже был готов к какой-то чистой доброй забаве, и к тому времени, как мы получили сигнал начать движение, меня охватило головокружительное убеждение, что мы все участвуем в спектакле, который непременно провалится, как это уже бывало в истории.

Они выгнали нас из «комнаты подготовки», как стадо, и устроили своего рода рваную каденцию, когда мы в ускоренном марше протопали по мокрой траве под деревьями гуавы позади зала и, наконец, ворвались внутрь через хорошо охраняемый вход, распахнутый для нас представителями Секретной службы, как только воздушные шарики были выпущены из-под потолка… Это было замечательно. Я счастливо помахал рукой сотруднику Секретной службы, промчавшись в толпе мимо него, а затем оказался на съезде. Зал был полон воздушных шаров, так что сначала я ничего не мог разглядеть, но потом заметил Чанселлора, сидящего неподалеку в кабинке, и позволил себе поиздеваться над ублюдком. Сначала я повернул в его сторону свой плакат «МУСОРЩИКИ ТРЕБУЮТ РАВНОГО ВРЕМЕНИ». Затем, когда убедился в том, что он его заметил, сунул плакат под мышку и сорвал с себя шляпу, зажав ее в кулак, которым начал грозить в сторону кабинки NBC , крича во всю силу своих легких: «Ты, злобный дерьмоглот! Тебе конец ! Ты — декадентский нацистский мудак!»

Я погрузился вглубь самых грязных сточных вод в моем словаре, на пять или шесть минут возбудив в себе утонченную острую ненависть и безумие, и тем самым заслужил улыбки одобрения некоторых из моих коллег-демонстрантов. Они послушно скандировали лозунги, как им велели в «комнате подготовки», но я действительно был увлечен этим занятием , и мой воинственный пыл произвел на них впечатление.

Однако я быстро устал от всего этого. Когда я понял, что мои бывшие приятели зациклились на повторении лозунга «ЕЩЕ ЧЕТЫРЕ ГОДА», то решил, что пора двигаться дальше.

А это оказалось нелегко. Демонстранты собрались перед кабинками телевизионщиков и кричали в унисон. Люди топтали друг друга, чтобы прорваться вперед и заявить о себе — или, по крайней мере, попасть в телевизионные камеры, чтобы их увидели домашние и земляки, — и появление значка МАКГОВЕРН в их среде явно шло вразрез с настроением толпы, так что я двинулся против течения как можно вежливее, держа локти прижатыми к ребрам и примерно каждые 30 секунд выкрикивая «Чанселлора к стенке!», чтобы не казаться подозрительным.