Михаил Леонтьев: Идеология суверенитета. От имитации к подлинности

М. В. Леонтьев:— Если мы хотим сделать всю религию предметом СМИ, то, конечно, она больше, шире и глобальнее, чем предмет СМИ.

В. Р. Легойда:— Но религия и вера, в любом случае, — это разговор о смыслах. Означает ли ваш тезис, что, по-вашему, о вере на телевидении, например, говорить нельзя?

М. В. Леонтьев:— Нужно! Вопрос — как говорить? Это страшная проблема! Я за «Спасом» с самого начала не следил, но я помню, как делался «Русский взгляд» Ивана Демидова. Эта попытка, с одной стороны, в современном, не замшелом стиле говорить с позиций русского взгляда о каком-то текущем общественном, политическом процессе и, с другой стороны, попытка вкрапления туда проповеди, вообще религиозных сюжетов — все это очень сложно складывалось. Это была безумная проблема, потому что ритм другой. Вообще совершенно другое состояние энергии, совсем! Это суперпрофессиональная задача, ее надо решать.

Я бы с удовольствием вообще электричество отключил: никакого от него толку нет. Не было бы интернета и телевидения. И никто бы от этого не пострадал! Ведь прогресс основан на конкуренции, причем никакого совершенствования человечества, общества, качества жизни от прогресса не возникает.

В. Р. Легойда:— Михаил Владимирович, вы сейчас серьезно говорите?

М. В. Леонтьев:— Абсолютно!

В. Р. Легойда:— А как вы себе это представляете?

М. В. Леонтьев:— Поскольку человек живет на земле и в разных сообществах, то, грубо говоря, если ты не будешь конкурентоспособен, то тебя уделают — либо в прямом смысле, либо в каком-то косвенном: вытеснят с рынков, загонят за обочину, за можай… Поэтому прогресс — это абсолютно светский и, на мой взгляд, с религиозной точки зрения не имеющий ни смысла, ни цели, процесс, от которого возникают колоссальные издержки. Максимальной издержкой прогресса является отказ человечества просто воспроизводиться, что для любого живого существа является просто вопиющим фактом.

В. Р. Легойда:— Я во многом готов согласиться, но вы всерьез говорите: «Я бы отключил электричество»? Или это такая метафора?

М. В. Леонтьев:— Ну, наверное, это все-таки метафора. Но я не люблю ни телевидение, ни интернет. Но вот они существуют. Мало ли кто чего не любит!

В. Р. Легойда:— Все-таки, с вашего позволения, я бы хотел вернуться к вашим программам и вашему образу. Вам важно, что о вас подумают люди, которые смотрят программу?

М. В. Леонтьев:— Я обязан думать, хотя бы с профессиональной точки зрения, что обо мне думают люди, которые смотрят мою программу. Я не очень забочусь о том, что обо мне подумают мои враги, то есть люди, которых я считаю врагами и которым я очень не хотел бы понравиться. Потому что это катастрофа, если я понравился врагу.

Что обо мне думают единомышленники, я примерно знаю, и это не является предметом размышлений. В свое время Невзоров сказал такую вещь, которая, на мой взгляд, частично правильна, но именно с точки зрения журналистики. Он сказал: «Когда у тебя появляется позиция, то у тебя исчезает зритель и появляется единомышленник, и тогда тебе на телевидении делать нечего» Еще одно доказательство того, что то, чем я занимаюсь, для телевидения — правда артефакта. У меня есть позиция.

В. Р. Легойда:— То есть вам нужны единомышленники, да?

М. В. Леонтьев: —У меня есть единомышленники, и есть люди, которых я считаю своими потенциальными единомышленниками. Которые, я считаю, должны быть моими единомышленниками, потому что я пытаюсь обращаться к тем ценностям, которые для них являются, на мой взгляд, базовыми. Я пытаюсь эти ценности будить и на основании этих ценностей выстраивать смысл.

Если говорить о том, уверен я в своей правоте или не уверен, то я считаю, что мои логические построения и мои базовые позиции — они правильны. Я очень хочу, чтобы мне оппонировали по существу.

У нас сложилась очень интересная ситуация. Наше, так сказать, либеральное сообщество в массе своей, а можно сказать, практически полностью, изжило в себе способность к дискуссии по существу. Интересно, что в консервативном лагере, в лагере даже иногда правонационалистическом, где существуют эти общие основания и у людей есть общий ценностной язык, появляется возможность самой жесткой, иногда совершенно нелицеприятной, но дискуссии по содержанию. А либералы — как тетерева на току: они увидели какую-то метку — знаковое слово, по этой метке включаются, и начинается токование: «То-то-то, то-то-то…» Принципиальная позиция — не слышать собеседника. Просто задача такая: не дай Бог его услышать! Потому что как только ты его услышишь, ты начинаешь проигрывать. Ты должен обращаться к своим, показывая на него, и говорить: «Смотрите, какой урод! Вот мы вам говорим: вот оно! Вот оно, мурло! Вот кровавый режим! Вот мракобесие! Вот к чему они ведут: репрессии, лагеря, ГУЛАГ, ужас, смерть, кошмар!»