Виктор Гришин - Косыгин. Вызов премьера (сборник)

– Знаете, ребята, а меня ведь тоже могут арестовать, тем более что на следствии по этому делу многие дают на меня показания.

Об этом он знал как кандидат в члены Политбюро: всем им по утрам клали на стол размноженные копии протоколов допросов, причем в экземпляре Алексея Николаевича кто-то подчеркивал красным карандашом фамилию «Косыгин». Он тут же садился и писал подробное объяснение Сталину: «категорически отрицаю эти факты…», «в это время я находился там-то…», «этого не могло быть по таким-то и таким-то причинам…», «показания надуманны…»

Как бы то ни было, каждое утро, уезжая на работу, обняв Клавдию Андреевну, расставаясь с нами, он говорил: «Прощайте» и напоминал о заранее обговоренных условиях, как нам быть, если с ним что-то случится.

Жили мы тогда на даче, которая усиленно охранялась, поэтому, чтобы поговорить, пошептаться, посекретничать, приходилось прятаться от соглядатаев. В семье на долгие годы сложилось убеждение, что телефоны прослушиваются. Все знали, что в разговорах надо быть крайне осторожным; никто не собирался делать крамольных заявлений, но опасались провокаций.

Однажды я решил поискать в доме подслушивающие устройства – в том, что они есть, сомневаться не приходилось. В нескольких местах в комнатах я отыскал два замаскированных довольно примитивных микрофона. О своем открытии я сообщил Алексею Николаевичу, на что он строго заметил:

– Ничего не трогай и никому не говори.

И в самом деле, кому же скажешь?..

Несколько месяцев все мы провели в напряженном ожидании. Позже для себя решили, что все же арестовать Алексея Николаевича не дал Сталин, а его воля была – закон. Очевидно, к Косыгину у него была какая-то симпатия. После XIX съезда, когда Политбюро было преобразовано в Президиум ЦК, Косыгин в него не вошел, а стал лишь кандидатом. На каком-то совещании, когда Алексей Николаевич сидел в сторонке, к нему подошел Сталин, тронул за плечо:

– Ну как ты, Косыга? Ничего, ничего, еще поработаешь, поработаешь…

Эти слова, о которых нам потом рассказал Алексей Николаевич, несколько сняли напряжение, хотя процессы по «ленинградскому делу» продолжались. В 1952 г. стало ясно, что этап подозрений и недоверия заканчивается. Уже позже это косвенно подтвердил Хрущев. На одном из узких совещаний он с ехидцей бросил Алексею Николаевичу:

– А я-то помню, как Сталин говорил о вас – вот наш будущий премьер…

В первые годы правления Хрущева Косыгин полностью поддерживал новую политику и важнейшие инициативы. Поначалу Хрущев не оказывал ему должного доверия, однако постепенно проникался уважением к опыту и знаниям Алексея Николаевича, повышал его роль в управлении народным хозяйством. Но их отношения всегда оставались неровными и настороженными. Хрущев неохотно склонялся к признанию необходимости передать руководство специалистам высокого класса, опираться на деловых людей. А Косыгин очень переживал, видя, что компетентность нового руководителя на порядок ниже, чем его предшественника. Правда, тогда он не мог знать, каким будет следующий…

Отношение к Хрущеву изменялось у Косыгина по мере того, как прямо на глазах возрождался культ личности, конечно, не в столь жестоких формах, как у Сталина. И хотя решения, документы XX и XXII съездов партии были направлены на демократизацию жизни в партии и обществе, в аппарате ЦК и на местах сохранялся сталинский стиль руководства, служивший укреплению власти первого лица, когда «железная» партийная дисциплина использовалась для расстановки «верных людей», когда бездумно выполнялись директивы, принимавшиеся подчас без обсуждения, но под флагом коллегиальности. Все это вызывало у Косыгина особенный протест.

Об освобождении Хрущева иногда говорят как о дворцовом перевороте. Но не следует забывать, что это был единственный в советской истории случай, когда обсужденное и принятое пленумом ЦК решение было высказано в глаза руководителю партии. Сегодня легко критиковать и порицать, а в октябре 1964 г. каждый участник пленума должен был сделать свой выбор. Сам Хрущев проявил незаурядный характер и чувство ответственности, согласившись с решением.

В 1964 г. А.Н. Косыгин искренне поверил, что решение пленума послужит утверждению принципа коллегиальности в руководстве, что запрет на совмещение высших постов позволит исключить возможность возникновения нового культа. Но с какой-то неумолимой последовательностью люди, подчиняющие себе мощную партию, оказываются неспособными противостоять собственным амбициям, влиянию подхалимов и интриганов, рано или поздно начинают утверждать свой непререкаемый авторитет…