Юрий Низовцев - Свобода, жизнь и сознание.

Таким образом, Кьеркегор, наряду с Лейбницем и античными мыслителями довольно близко подошел к пониманию свободы, но все же античные мыслители были наиболее близки к этому пониманию, поскольку они прямо указывали на необходимость самостоятельного движения души (Платон).

Бергсон А.

Бергсон утверждает: «Наши восприятия, ощущения, эмоции, идеи предстают нам в двойной форме: в ясной, точной, но безличной – и в смутной, бесконечно подвижной и невыразимой, ибо язык не в состоянии ее охватить, не остановив ее, не приспособив ее к своей обычной сфере и привычным формам… ощущения и вкусы предстают мне в виде вещей, как только я их изолирую и даю им названия».

Эта мысль отчасти характеризует подход Бергсона к реальности, в качестве которой он утверждает жизнь, считая материю и дух, взятыми самими по себе, продуктами распада жизни.

«Жизнь, – утверждает он, – может быть постигнута только с помощью интуиции, которая, являясь своего рода симпатией, непосредственно проникает в предмет, сливаясь с его индивидуальной и невыразимой природой: здесь нет противостояния субъекта и объекта, это – постижение жизнью самой себя».

Подобный подход, естественно, должен отразить и отношение Бергсона к свободе. Поскольку жизнь в значительной степени процесс неупорядоченный, постольку и понимание свободы Бергсона должно быть ближе к воле. И действительно, она напоминает волю в представлении Шопенгауэра.

Свободу Бергсон понимает как первичный факт сознания, как стремления человека-личности, идущие из глубинных слоев души, где сущность человека еще не искажена никакими привходящими мотивами и где он опирается на собственные духовные силы. Интеллект, в противоположность интуиции, как полагает Бергсон, обращается к «мертвым вещам», материальным объектам, подчиненным практическим и социальным потребностям. Интеллект «не понимает жизнь» и дает лишь относительное знание, он ориентирован на приспособление к условиям и на реализацию практических действий. Главную же задачу человека Бергсон видит не в том, чтобы приспосабливаться к реальности или властвовать над ней, а в том, чтобы развивать и продолжать в бесконечность жизненный порыв, совершенствовать наличные формы культуры, создавать новые.

«Наше «Я», непогрешимое в своих непосредственных констатированиях, чувствует себя свободным и заявляет это», указывает Бергсон. Далее он пишет: «В человеческой же душе есть только процесс постоянного развития».

Бергсон полагает, что материя – не только препятствие для жизненного порыва, но и необходимое условия для его осуществления и движения вперед – только благодаря ей образуются и развиваются новые жизненный формы; источником жизненного порыва Бергсон считает сознание, точнее, как он указывает, сверхсознание, Бог, понимаемый как непрекращающаяся жизнь, действие, свобода.

Бергсон отвергает причинное объяснение эволюционного процесса, при котором не остается места свободе, и, вместе с тем, по-иному подходит к телеологизму, сохраняя принцип целесообразности, но полагая, что цель существует не впереди, а позади, в первоначальном импульсе.

«…Мы свободны, – пишет Бергсон, – когда наши действия исходят из нашей личности, когда они ее выражают, когда они имеют то неопределенное сходство с ней, которое мы обнаруживаем порой между художником и его произведением». При этом наиболее важную роль в постижении жизни, как считает Бергсон, играет интуиция, которая вырастает из непосредственного жизненного инстинкта и поэтому способная постичь жизнь в ее глубинных проявлениях, в свободном потоке изменений, в длительности; интуиция это сама форма жизни, практическая мудрость, непосредственный житейский опыт. Человек благодаря интуиции предстает в гармоничном единстве с природой, с Вселенной, судьбу которой он не только разделяет, но и созидает своими усилиями, творческими порывами.

Способность к творчеству, по Бергсону, связана с иррациональной интуицией, которая, как божий дар дана лишь избранным.

Поэтому Бергсон предлагает полностью положиться на чувственные представления, в которых выступает содержание вещей, и, таким образом, проникать с глубоким доверием в непоколебимость всего данного, выступающее как нечто простое и очевидное, что также можно квалифицировать как мужественное саморастворение в созерцании и любовном стремлении к миру во всей его наглядности.

У Бергсона сознание предстает как непрерывная, изменяющаяся творческая деятельность, поток, который включает в себя множество слоев – от глубинных, дорефлекторных до поверхностных, интеллектуальных, связанных с практикой и социальной жизнью. Только на внешних уровнях действуют законы причинности, а в глубинной духовной жизни нет законов, а имеются лишь непосредственные факты, главные из которых – длительность и свобода.